Семь столпов мудрости - Томас Лоуренс

Среди захваченного подвижного состава были платформы с грузовиками, набитыми деликатесами, очевидно для какой-нибудь германской офицерской столовой. Арабы, относившиеся с недоверием к банкам с консервами и ко всяким бутылкам, почти все разбили вдребезги, правда, нам удалось спасти несколько жестянок с супами и мясными консервами, а потом Нури Саид снабдил нас и запечатанной в бутылки спаржей. Он позвал какого-то араба и попросил его открыть бутылку. «Свиные кости!» – в ужасе вскричал тот, увидев содержимое. Крестьянин оплевал спаржу и выбросил ее, а Нури быстро набил тем, что осталось, седельные сумки. Грузовики были оборудованы громадными бензобаками.

Несколько платформ были загружены дровами. Уже под вечер, когда разграбление прекратилось, мы все это подожгли; солдаты и бедуины отошли в заросли травы у дальнего конца озера. Роскошное пламя, охватывавшее все новые и новые вагоны, озаряло нашу вечернюю трапезу. Деревянные части горели ослепительно-ярко. К небу поднимались выше водонапорных баков языки пламени и выбросы от взрывавшихся бензобаков. Наши воины пекли хлеб и варили ужин, а потом отдыхали перед предстоявшей ночной попыткой взорвать шебабский мост, находившийся в трех милях к западу от станции. Мы намеревались напасть на него в темноте, но нас остановило желание запастись продуктами, а потом одолели незваные посетители: свет от устроенного нами пожара взбудоражил половину Хаурана.

Эти люди были нашими глазами, и их приходилось принимать гостеприимно. Я считал своим долгом переговорить с каждым, располагавшим хоть какими-то сведениями, предоставляя им возможность свободно говорить мне о том, что они считали важным, после чего все обобщал и отфильтровывал от ненужного истину, получая полную картину обстановки. Именно полную, потому что она давала мне уверенность в оценке, хотя не отличалась ни взвешенностью, ни логичностью, так как информаторов было настолько много, что в голове у меня возникала путаница.

Изливали свои чувства люди, приехавшие с севера на лошади или на верблюде, а то и пришедшие пешком. Полагая, что наше присутствие означало конец оккупации их страны и что Нури Саид увенчает свою победу ночным захватом Дераа, сотни и тысячи их были охвачены безмерным энтузиазмом. Приходили даже городские судьи, готовые открыть для нас город. В случае принятия этих предложений нам пришлось бы наладить снабжение города водой с железнодорожной станции, что неизбежно принесло бы свои плоды, но позднее, если бы уничтожение турецкой армии шло медленно, мы могли бы оказаться вынужденными уйти снова, оставив между Дераа и Дамаском бедуинов, в чьих руках была наша окончательная победа. Точный расчет, хотя и не новый, но в целом все было по-прежнему против взятия Дераа. И нам снова придется распрощаться с друзьями с благодарностью за их понимание.

Это продолжалось долго, и когда наконец мы уже были готовы к выступлению, явился новый посетитель, юный глава Тель-эль‑Шехаба. Его деревня занимала ключевое положение на подходе к мосту. Он сообщил, что мост охраняла многочисленная охрана, рассказал о расположении постов. Было очевидно, что операция будет более трудной, чем мы рассчитывали, если, конечно, верить его информации. А мы в ней сомневались, потому что его недавно умерший отец был настроен к нам враждебно, а вот сын почему-то вдруг оказался слишком преданным нашему делу. Однако он закончил свое сообщение предложением вернуться через час с офицером, командовавшим этим гарнизоном, который был его другом. Мы послали его за этим турком, сказав ожидавшим нас людям, что они могут еще немного отдохнуть.

Вскоре юноша вернулся с капитаном-армянином, желавшим во что бы то ни стало навредить своему правительству. Надо сказать, он сильно нервничал. Нам с большим трудом удалось убедить его рассказать обо всем подробно. По его словам, его подчиненные были верными турками, а некоторые из них даже офицерами и сержантами. Он предложил мне подтянуться ближе к деревне и тайно там залечь, а троих или четверых самых сильных из моих людей предложил спрятать в своей комнате. Он станет вызывать к себе по одному своих подчиненных, и наша засада будет связывать каждого входящего.

Это было похоже на хитрый трюк из детективного романа, и мы приняли его предложение с энтузиазмом. Было девять часов вечера. Точно в одиннадцать мы должны были расположиться вокруг деревни и ждать, пока шейх покажет нашим сильным парням дом командира. Оба довольных заговорщика отправились к себе, а мы разбудили свою армию, уснувшую от усталости рядом с навьюченными верблюдами. Была темная ночь.

Мои телохранители подготовили пироксилиновые заряды для разрушения моста, а я набил карманы взрывателями. Насир послал людей в каждое подразделение верблюжьего корпуса, чтобы сказать им о предстоявшем предприятии и о том, что они могли бы принять в нем участие, но чтобы при этом обеспечили тихую посадку на верблюдов, так как их рев мог бы сорвать все дело. Они согласились. Наш отряд двумя длинными цепочками двинулся по извилистой тропе вдоль оросительного арыка на гребень кряжа с крутым склоном. Если бы впереди нас шел предатель, эта трудная дорога оказалась бы смертельной ловушкой, без выхода ни вправо, ни влево, узкой, извилистой и скользкой от воды из арыка. Поэтому мы с Насиром и своими людьми шли первыми. Чуткие бедуины внимательно прислушивались к каждому шороху, и глаза их напряженно всматривались в темноту. Перед нами был водопад, рев которого напоминал ту незабываемую ночь, когда мы с Али ибн эль-Хусейном пытались взорвать этот мост, подойдя от другой стены оврага. Разница была лишь в том, что теперь мы были ближе к нему и забивавший уши шум падавшей воды действовал на нас угнетающе.

Теперь мы крались очень медленно, с величайшей осторожностью, бесшумно ступая босыми ногами, а за нами следовала, сдерживая дыхание, цепочка солдат. Их тоже не было слышно, потому что верблюды ночью всегда идут тихо, к тому же мы специально закрепили на них свой груз так, чтобы не было слышно никакого стука, и подтянули упряжь, чтобы не скрипели седла. Эта всеобщая тишина делала ночной мрак темнее и усиливала угрозу со стороны что-то беспрестанно шептавших долин по обе стороны тропы. Навстречу нам, охлаждая наши лица, накатывались со стороны реки волны влажного воздуха. Неожиданно слева ко мне приблизился Рахайль и, схватив меня за руку, указал на медленно поднимавшийся над долиной столб белого дыма. Мы подбежали к краю крутого склона и впились глазами в глубину, серую от дымки над водой, не видя ничего другого, кроме какого-то тусклого мрака да этого бледного пара, завивавшегося спиралью над грядой густого тумана. Где-то внизу проходила железная дорога, и я остановил колонну, опасаясь, как бы нам действительно не оказаться здесь в подозреваемой ловушке. Трое из нас двинулись след в след вниз по скользкому склону холма и скоро услышали какие-то голоса. Дым внезапно оборвался и переместился под шипенье открывшегося золотника, и тут же скрипнули тормоза, как если бы остановился паровоз. Вероятно, это был ожидавший внизу длинный поезд. Успокоившись, мы дошли до самой косы за деревней, расположились поперек нее цепочкой и стали ждать. Пять минут, десять… Минуты текли медленно. Ночной мрак редел перед восходом луны, испытывая терпение наших беспокойных парней, не говоря уже о собачьем лае и о периодическом звоне сигнального колокола, которым пользовались часовые, охранявшие мост. Наконец мы велели всем тихо сойти с верблюдов на землю, дивясь задержке, а также бдительности турок и недоумевая по поводу роли этого тихого поезда, стоявшего под нами в долине. Наши шерстяные плащи стали жесткими и тяжелыми от впитавшейся влаги, и мы дрожали от холода.