Я, Николай II... Верховный Главнокомандующий - Сергей Николаевич Зеленин

- Осознал! Спасибо за науку, Господи!

По своему богатому «опыту» я знал, когда примерно «отпустит», поэтому чуть промедлив, я велел:

- Я хочу, чтоб твоя боль прошла… Тебе не больно, Григорий?

- Нет, не больно, – распрямившись, радостно сообщил тот, - хвала тебе, Всевышний!

Остался последний штрих:

- Я хочу, чтоб ты закрыл глаза, старец Григорий, - кладу ему ладонь на лоб, - ты чувствуешь тепло?

- Да, чувствую…

- Это моё – божье вразумление входит в тебя, - слегка давлю, - ты чувствуешь его тяжесть?

- Да, Господи…, - шепчет благоговейно, - чувствую…

- Я хочу, чтоб ты расслабился – сейчас ты упадёшь. Ты чувствуешь, как сила вразумления божьего, тебя тянет вниз и назад?

- Чувствую…

- Падай!

ВСЁ!!! Пациент в кресле, готовый к внушению.

- Я хочу знать о том, что тебя беспокоит, старец Григорий. С чем ты пришёл к своему царю?

- Слишком много мертвых, раненых, вдов, слишком много разорения, слишком много слез… Подумай о всех несчастных, которые более не вернутся и, скажи себе, что каждый из них оставляет за собой пять, шесть, десять человек, которые плачут… А те, которые возвращаются с войны, в таком состоянии… Искалеченные, однорукие, слепые… В течение более двадцати лет, на русской земле будут пожинать только горе.

Надо же… Все люди одинаковы и, этот туда ж: чуть что - сразу о глобальном! А то, что в собственном подъезде насцанно, почему-то не замечают.

- А меня беспокоит, что погряз ты в блуде и гордыне, старец Григорий. Блудниц в их похоти ублажаешь, царей и цариц поучаешь… Ты кем себя возомнил, пёс смердючий?

- …Царь с царицской слабы, они погубят себя, Расею и православный люд.

- Гордыня – самый тяжкий грех, порождающий все другие грехи. Думая, что спасаешь - ты действуешь по навету Лукавого, разрушая и губя – свою собственную бессмертную душу, в первую очередь. Царь ждёт от тебя подставленного плеча под тяжёлую ношу, а ты советуешь - куда и с кем ему идти. Грех это! Правильно ли ты понял Господа – которого почитаешь, старец Григорий?

- Я всё правильно понял, о, Господи!

- Я хочу, чтоб ты вернулся к Царице и убедил её как можно быстрее выполнить царскую волю. Ты меня понял, старец Григорий?

- Да, понял… Я вернусь и расскажу Маме про Божью волю.

***

Ну, кажись дело сделано: очи Распутина горели фанатичным огнём. Этот человек умеет добиваться того, что считает нужным – за это его и, убили. Сейчас, моё, его и особенно желание «общества» совпадают, поэтому сломить - уже мной «дистанционно» подломленную волю Аликс, ему не составит особого труда.

Чувство, как будто Тунгусский метеорит – готовый в любой момент взорваться, упал с моих плеч!

Что ещё?

Мне стало любопытно: Распутин яшкается с Анной Вырубовой, а та – лучшая подруга моей Гемофилии. Интересно, интересно… Любопытство, конечно, не порок – а всего лишь свинство… А не заглянуть ли мне (одним глазком), в «семейный шкаф» императорской четы? В конце концов, знание тонкостей личных отношений Реципиента с его благоверной, мне могут пригодиться. Вдруг, придётся…. Не дай Бог, конечно! Но, всё же, а?!

Что спросить? …Вот, я как-то позавидовал их взаимной любви, причём – с первого взгляда, которая была до самой «гробовой доски», между Ники и Аликс. Это на самом деле так, или это такая красивая легенда историков?

Кто об этом может лучше знать, как ни лучшая подруга?!

- Я хочу, старец Григорий, знать - что тебе рассказывала Анна Вырубова… Любит ли Мама Папу?

Должен напомнить, что Распутин-Новых – неграмотный, необразованный мужик, еле-еле умеющий писать и читать. Говорит он тоже, до того коряво, что… Даже, дословно пересказывать его не получается. Однако, тут он заговорил – своим голосом разумеется, но - «не так»! При дальнейшем разговоре на эту тему, было такое ощущение, что перед мной сидит и беседует не Григорий Распутин, а образованный и воспитанный…

Бородатый женщина-трансвестит! Ну, где-то так – хотя я не вполне уверен, что правильно передаю свои впечатления.

Однако, что «она» мне рассказала:

- …В самом начале их знакомства, Мама не любила Папу. Она его боялась и даже ненавидела.

Ох, ну ни хрена себе заявки!

- Почему?!

- Когда, Гневная прозвала Аликс «гессенской мухой», та подумала: «Хорошо! Буду мухой – буду кусать. Буду не любить его, а мучить». Она приехала в Россию со злобой. Потом, Мама увидела солнечные лучи – это лучи от Бога и внушила себе, что его надо любить, что это тоже от Бога. После свадьбы же, почувствовала к нему жалость, после рождения детей – мягкость и теплоту…

Вот те, на! Ну, дурдом… Всё же интересно:

- Александра Фёдоровна, никогда не любила мужчин?

- У Аликс была детская влюблённость к Гене[3]…

Детский сад – штаны на лямках!

- Я спрашиваю про настоящую – «взрослую» любовь.

- Мама, такая же женщина – как и все, начиная с Гневной и кончая последней прачкой. Почему, все другие женщины могут любить, а она не может?

Хм, гкхм… Логично!

- А, у вдовствующей Императрицы есть любовник?!

- Есть. Мама говорит, что в отличии от Екатерины - дальше постели своих любовников не пускающей, её Кавказец[4] роется в ящиках письменного стола Папы.

Ну и ну, Маман! Вот, от кого не ожидал - так не ожидал… И, ты туда же: мало тебе наших – русских?!

- …Гневная, набравшись от него вольностей, толкнула Папу на введение конституции в пятом году. Они не понимают, что Россия не Германия – а, русский царь не Кайзер. В Германии Кайзер управляет конституцией, а в России конституция прогонит Николая.

Понятно… Когда в России баба влезает управлять политикой, это приводит лишь к благу. Но, когда две бабы - да ещё и, с советниками-грузинами, это полный абздец!

***

Однако, вернёмся к делам семейным:

- Значит «по-настоящему», Александра Фёдоровна Николая Александровича не любила… А кого она любила? Как мужчину?

- Орлов[5], вот кто первый увлёк Маму как мужчина! С ним, ей было всегда легко…

Это, что за «Орлов»? Орловых то, в богатой на личности российской истории, до хренища было! Этого «орла», наставившему рога моему Реципиенту, чес слово, не помню…

- …Но, он не был никогда её любовником! Мама считала, что должна рожать детей и, всегда думать - кто взойдёт на российский престол. Она боялась, что