Рим. Цена величия - Юлия Голубева

– Но почему же все-таки Юния терпит ее рядом с собой, зная о ненависти, что она к ней питает? – наивно спросила Энния.

Ливилла подметила, что ее рассказ отвлек Невию от собственных бед.

– Просто ей нравится забавляться с ней, как кошке с мышью. Но, боюсь, что рано или поздно… – И Ливилла вдруг умолкла.

– Что? – с волнением произнесла Энния.

– Ничего. Не наше с тобой дело, – отрезала Ливилла и перевела разговор: – Собирайся, подруга.

– Куда? – изумилась Энния.

– Искать тебе мужа, – расхохоталась Ливилла под ее смущенным взглядом. – Сегодня Гай устраивает во дворце пышный обед в честь праздника Цереры. Будет много приглашенных, там мы и выберем подходящую кандидатуру. Ручаюсь, твоя красота сведет с ума любого, на кого ты обратишь благосклонный взгляд.

– Берегись, Макрон! – весело воскликнула Энния и хлопнула в ладоши, призывая служанок.

Зеленая сень кипариса приютила двух молодых людей, расположившихся на мраморной скамье в палатинском саду. Они неторопливо беседовали, просматривая содержание толстых пергаментных свитков. Вокруг летали тонкие паутинки, поблескивая в заходящих лучах теплого сентябрьского солнца. В воздухе витал дивный аромат цветов, роняющих лепестки от легкого ветерка.

Виниций с чувством потянулся и поспешно прикрыл рот рукой, стараясь скрыть зевок. Его собеседник с укором посмотрел на него, и Марк виновато улыбнулся, обезоруженный взглядом его близоруких голубых глаз.

– Ах, Кассий, право, любовная лирика наводит на меня жуткую тоску, – покаялся Виниций, отбрасывая очередной свиток. – Ты влюблен, мой друг, в прекраснейшую женщину Рима, но, поверь мне, я совсем не разделяю твоих чувств. Я верен своей белокурой Ливилле и равнодушно смотрю на прелести других красавиц. Вон та великолепная мраморная Психея нравится мне так же, как и твоя Клавдилла. И Психея, и Юния достойны моего восхищения, но не более того.

– Ах, мой Виниций! – вздохнул Лонгин. – Ты удивляешь меня своим равнодушием и таким неуместным сравнением. Эти свитки я приобрел для подарка моей возлюбленной и хочу, чтобы ты оценил мой безупречный вкус.

– Я оценил его, мой друг. Но, сдается мне, Клавдилла оценит лишь те драгоценные камни, что инкрустируют их.

Лонгин недовольно нахмурил брови:

– Она умна. И с радостью примет лучшее из творений Горация и Овидия, даже не взглянув на богатую отделку.

Виниций примирительно махнул рукой и поспешил отвлечь друга от разговора о предмете его страсти.

– Слышал, здоровье Агенобарба совсем пошатнулось. Кажется, слухи, что он отравлен своей наложницей, не лживы.

– Он умирает, – сказал Кассий, – и умирает в одиночестве. Никто после болезни даже не навестил его.

– А что, у него разве были друзья? – ехидно поинтересовался Виниций. – Мне бы и в голову не пришло нанести ему визит. Он водил дружбу с римским отребьем, а не с достойными людьми. Предложи я тебе навестить его, ты согласился б?

После краткого раздумья Кассий печально покачал головой:

– Увы, я не столь великодушен.

– И я. Кстати, сюда идет Ганимед. Я слышу запах его духов. Они точно облако окутывают его, предвещая появление.

– А, вот вы где. – Из-за кипариса действительно появился красавец Эмилий Лепид. – Хорошие новости, мой Виниций. Мой отец дал согласие твоему брату, когда он в десятый раз попросил руки Эмилии. После того как Силан отослал ее домой, его шансы получить ее руку весьма упрочились, и наконец отец сдался. Но придется немного подождать с помолвкой, Эмилия может оказаться беременной, несмотря на заверения Силана. У меня возникло предположение, что именно моя сестра сочинила и распустила по Риму песенку о старом уродливом Силене.

Молодые люди недоверчиво посмотрели на Ганимеда.

– А чему удивляться? Девочка с детства писала стишки. У нее довольно хорошо получалось высмеивать своих близких. Отец как-то даже выпорол ее за злобные насмешки над нашей тетушкой. Но я ничего не утверждаю…

– Клавдилла в восторге от этой похабной песенки и мурлычет ее день и ночь, – заметил Виниций. – Они каждый вечер исполняют ее втроем с Мнестером и Аппелесом, и не далее как вчера наша прелестная императрица пообещала в награду большой рубин тому, кто сможет достойно продолжить ее. А ты, Кассий, собираешься подарить ей Горация. Лучше придумай несколько новых куплетов.

Кассий покраснел под смех Марка и Лепида.

– Едва ли у меня получится, – с усилием сказал он.

– Значит, рубин мой, – произнес Ганимед, выуживая из синуса безупречной тоги папирусный листок. – А вернее, Эмилии. Только прошу не выдавать ее авторства, друзья. Она не простит, что я проболтался. Вот послушайте, что накропала сегодня утром моя сестричка.

Едва Ганимед произнес первые строки, как лицо Кассия покрылось красными пятнами, а Виниций, наоборот, побледнел.

– О нет, Лепид. Мои уши не вынесут этой пошлости, – взмолился Лонгин.

– Прошу тебя, – сказал Марк.

– Странные вы. Уверен, наша императрица будет в восторге, так что сегодня вечером вам предстоит выслушать эту песенку, исполняемую самыми прекрасными устами, а завтра она пойдет гулять по Риму, – беззабботно ответил Ганимед, спрятал листок и откланялся, оставив друзей одних.

Глядя ему вслед, Лонгин с облегчением перевел дух.

– Я догадываюсь, что Юнией движет обида и детское желание отомстить за невнимание отца, – сказал с грустью Виниций. – Она не может смириться с тем, что Силан не хотел признать Гая единоличным правителем и упрямо настаивал на исполнении воли Тиберия, несмотря на то что покойный цезарь жестоко оскорбил Клавдиллу, когда пообещал ее руку Авлу Вителлию.

– Я бы на месте Калигулы… – со злобой произнес Кассий. – А он приблизил к себе этого проклятого спинтрия и позволяет ему являться во дворец в любое время.

Виниций улыбнулся.

– Да Авл Вителлий – лучший льстец при дворе и любимый предмет насмешек. Разве можно отказаться поиздеваться над тем, кто, точно пес, собирает объедки со стола и радостно виляет хвостом, даже когда хозяин его бьет? Их месть более изощрена, чем ты думаешь, мой друг.

Кассий Лонгин промолчал и еще больше нахмурился. Виниций это заметил и поспешил возразить:

– Надеюсь, ты не возвел свою возлюбленную на пьедестал идеала? Она хоть и красива, как богиня, но все же земная женщина. И ей не чужды проявления эгоизма и женской слабости. Впрочем, припомнив все легенды о небожительницах, можешь ли ты в чем-то укорять Клавдиллу?

Чело Кассия понемногу прояснилось, и он, к ужасу Виниция, протянул руку за еще не распечатанным свитком. Марк поспешно поднялся:

– Пора прощаться, мой друг. Ливилла ждет меня.

Кассий вздохнул:

– Что ж, помечтаю в одиночестве о своей любимой и о том дне, когда мы соединим наши души, и который, кажется, уже никогда не наступит.