"Посмотрим, кто кого переупрямит...". Надежда Яковлевна Мандельштам в письмах, воспоминаниях, свидетельствах - Павел Нерлер

ДНЕВНИКОВЫЕ ЗАПИСИ О ПОХОРОНАХ НАДЕЖДЫ ЯКОВЛЕВНЫ МАНДЕЛЬШТАМ[882]

29 декабря 1980 года…………………………….

В 6 вечера звонок Бобра[883]: папа просил передать, что умерла Надежда Яковлевна. Утром в 11 часов. Они с мамой сейчас там.

Оставил Ташке[884] записку и поехал. Полная кухня людей и дыму. В комнате на столе с иконкой на груди Н. Я. Свечи. Никита Шкловский читает псалтырь. Лицо Н. Я. спокойное, строгое. Дантовский профиль. Ни улыбки, ни всегдашнего нетерпения уже никогда не увидеть.

На кухне Варя Шк, Коля Панченко, Женя Левитин, девки, как их называла Н. Я., Вера Лашкова, 2–3 мужика, потом Юра Фр. Гдаль уехал к Ел Мих – просить место на участке, где похоронены ее родители и Евг Як.

Курю снаружи. Вера Л рассказывает, как Н. Я. с вечера мерещилась то кошка, то шум машины в комнате.

“Я устала так жить. Лежать, лежать, лежать…”. “Ты только не пугайся”.

Утром Вера сперва думала, что Н. Я. просто еще спит. Но потом поняла…

Звонит Гдаль. Ел Мих отказывает – там только одно место для нее самой. Надо доставать разрешение на Ваганьковское или Переделкино. Приезжает Нат Ив Ст. Тут нужно ходатайство самого Михалкова или хлопоты Евт, Вознесенского… Но Евт в Лондоне, Возн – в Париже. М б, Межиров?

А в комнате, теперь только при свечах (чтобы не было лишнего тепла – слава богу, батареи не греют), читают псалтырь.

Приезжает Ташка, пытается рисовать. Завтра Л. Мурина приведет делать маску.

Ищут отца Александра. Врач “скорой” подбивал милиционера всех разогнать и опечатать. А то, может, у старухи тысячи под подушкой.

В комнате пусто. Не те книги… учебник итальянского. Только на стенах картины и на книжной полке фотография нашего Пети[885], еще совсем маленького.

На кухне дым коромыслом. Юра Фр привез нотариальное завещание на 5 человек без подробностей. Надеется, что сыграет роль охранной грамоты против милиции. А у Жени Лев бумажка с распоряжениями, кому что. Кому-то картина Фалька, но “с нагрузкой” – работой Ел Мих. Распоряжения о мебели почти шекспировские.

Уезжаем в 12-м часу в полной неясности. Отпевать хотят в Пушкине (у отца Ал Меня), а где хоронить, непонятно – м б, на новом кладбище в Пушкине. Завтра утром приедет похоронный агент и профессионал из Литфонда (Лев Наумович) со своими предложениями – тогда будем решать. Все ругают Ел Мих.

До 12 всё неясно. Отпевать в Пушкине нельзя: катафалки за город не ходят, а перевозить гроб можно только в катафалке. Наконец, решено, что отпевать будут в церкви у Речного вокзала 1-го, где же хоронить – еще не решено. Уезжаю в Абр.

1-го в 6 утра собираюсь в Москву. Приезжает Мила[886]. Всё сдвигается на сутки: отпевание 2-го в 11 утра. Ночью вспоминались “предвестники”: 28-го купил № 12 “Вопр лит” с мандельштамовскими публикациями (для Н. Я.!), а 29-го утром в “Правде” статья Евг Сидорова о Дне поэзии с похвалами Н. Панченко (опять для Н. Я.!). И заехал бы из ФИАНа к ней (днем 29-го!), если бы не забыл дома Воплей.

Последний раз видел ее 17-го (после обид Г. Г.[887]) – разговор о профессорских самолюбиях, о верности и о том, что красота поэзии всё же выше красоты математики (ссылка на Гельфанда[888]). Так и не допустила она Гельфанда… Ругала “девок” за глупость и жадность. Вдруг вспомнила про Баратынского (читал ей прошлый раз), спросила подробности его юношеской “шалости”[889]. Как всегда, хвалит пастернаковских детей и спрашивает про Ташку. Обещаю привести Петьку, как только выздоровеет.

2 января

К 10:50 добрался. Церковь набита, но войти еще можно. Рядом прижаты Липкины и Белла Ах. Отпевает местный священник, сослужит отец Александр. Раз 15 повторяется: новопреставл раба Божия Надежда, новопрест раба Божия Анна и еще рабы Божии Михаил, Владимир и Евдокия. Стоят два гроба: Надежды и Анны. Священник служит скороговоркой и абы как, но хор великолепен. Зачем столько раз повторяют имена отпеваемых?

После отпевания ждем около часу в притворе, пока все попрощаются. Миша Поливанов[890] курит у паперти, а я выхожу за ограду. Впрочем, сторож перестает делать замечания: уж больно много нарушителей.

В церковном дворе – “вся Москва”. Многие так и не попали внутрь. Лазарь[891] (недавно у В. В.), Кика и Юня[892], Володя Корнилов, много бород. Инкоры с кино – и фототехникой работают с земли, и с изгороди. Больной Гдаль в машине Бори Мес.

Молодые и старые выносят гроб. Едем на Кунцевское кладбище. (Говорят, что заезжал Б. Биргер с Петрухиным и уехали в Малеевку.)

По гололеду “молодые дьяконы” с пением молитв несут гроб. У могил последнюю молитву творит Саша Борисов. Могильщики быстро делают свое дело. Ветки, цветы, свечи. Всё.

Похоронили рабу Божию Надежду. А для меня Н. Я. не была никогда ничьей рабой. Даже Божией. Не была и всё. Для меня: у нее был с Богом уговор (завет почти на равных: Ты мне – Оську, а я тебе всё, что положено по правилам, она соблюдала условия договора по-честному, но рабьего в ней не было грамма).