История ислама. Исламская цивилизация от рождения до наших дней - Маршалл Ходжсон

Новый халиф был вынужден отказаться от некоторых своих сторонников, слишком нетерпеливых в ожидании конца света, и связал свои чаяния с прибрежными торговыми городами, перенеся столицу восточного Магриба из Кайравана, ориентированного на сухопутные маршруты через пустыню, в новый город-порт Махдийю. О перемене в атмосфере свидетельствует труд Кади Нумана, бывшего правоведа-меликита; он вовремя принял исмаилизм и создал монументальную систему шариатского права, основанную на школе, претендующей на авторство самого Джафара ас-Садика, весьма кстати: благодаря ему новая династия получила собственный эффективный свод законов. Людям объясняли, что эсхатологическую деятельность аль-Махди по покорению мира продолжат несколько членов его династии; между тем государство должно функционировать в целом как любое другое мусульманское государство. Аль-Махди и его сыновьям (тоже названным эсхатологическим титулом аль-Каим, 934–945 гг.) пришлось противостоять взбунтовавшимся берберам-хариджитам, из-за которых исмаилиты на какое-то время оказались заперты в своей новой морской столице. Но они внушили сочувствие жителям городов, благодаря чему государство не развалилось и сумело подавить берберский мятеж. При помощи верных воинов-берберов они завоевали все побережье Магриба, подчинив себе последнего правителя из династии Идрисидов в марокканских городах. Но в Испанию, сохранявшую независимость под властью Омейядов, им попасть не удалось. Унаследовав морскую державу Аглабидов, Фатимиды унаследовали и позиции мусульман на Сицилии, и Махдийя стала одной из ведущих торговых столиц Средиземноморья.

Турмарх Василий отправляет послов к халифу аль-Мутасиму. Византийская миниатюра

В то же время, когда бывшие владения Аглабидов переходили во власть Фатимидов, бывшие владения Тахиридов заново присоединяли члены династии Саманидов, самые преданные халифату (или по крайней мере уважавшие его) из всех правителей новообразованных государств. Правители Бухары и Самарканда в долине Зарафшан (к северу от Амударьи) с 875 г. в 903 г. (при Исмаиле ибн Насре) отвоевали Хорасан у Саффаридов. В конечном счете власть находилась в руках тех, кто мог собрать воедино военные силы аграриев, от чего Саффариды отстранились. Вскоре Саффаридов вытеснили в их родную провинцию — Систан, где, однако, им удалось остаться у власти еще много поколений спустя. Государство Саманидов, образованное, таким образом, на северо-восточной части Ирана и в бассейне Сырдарьи и Амударьи, было огромным, но на этих территориях преобладали персидское население и общие для всех аристократические и военные традиции. Дехкане, землевладельцы, считали, что государство создано для них, и защищали его как обеспечивающее единое руководство в борьбе с тюркскими кочевниками. Борьбой с кочевниками была окрашена вся жизнь северовосточных иранцев, подверженных нападениям не только вдоль линии границ, но и точечно на протяжении обширной засушливой зоны. Эта борьба теперь отождествлялась с защитой иранизма и ислама. При Насре II (913–942 гг.) правление Саманидов принесло мир и процветание не только в бассейн Амударьи и Хорасан, но и на многие территории западного Ирана.

В своих владениях Саманиды оставили бюрократическую структуру халифата почти нетронутой, лишь слегка изменив ее в соответствии с местной практикой. Они были просвещенными патронами литературной культуры как на фарси, так и на арабском. При них арабский адаб чувствовал себя как дома — почти так же, как в Багдаде. Именно при них новый мусульманский фарси, язык мелкопоместных дехкан, стал официальным литературным языком. В отличие от Саффаридов, тесно связанных с менее знатными элементами в Систане, Саманиды блюли свое достоинство и привилегии помещиков; естественно, в ответ им воздавали хвалу образованные классы.

На территориях, по-прежнему подконтрольных халифату Багдада, напротив, хорошее правительство — если таковое существовало — зависело от силы халифа, а она шла на убыль. Как говорят, после смерти аль-Муктаби (908 г.) амбициозные придворные намеренно предпочли посадить на трон мальчика, обещавшего стать слабым и податливым, а не взрослого и самостоятельно мыслящего мужчину (взрослым кандидатом был Ибн-аль-Мутазз, поэт и критик). Аль-Муктадир — тот самый мальчик — оправдал их близорукие чаяния, даже чересчур. Его халифат (908–932 гг.) стал повторением бесцельного правления аль-Мутавакки-ля, только в меньших масштабах. Но теперь государство не могло себе позволить слабого монарха.

На сей раз государство восстановиться не смогло. Социальных корней была лишена не только армия. Финансами халифата управляли заинтересованные в личной прибыли богатые предприниматели (часто шииты), а не самостоятельные аристократы или хотя бы неистребимые бюрократы, заинтересованные в стабильности государства. То, что осталось от бюрократического класса времен Сасанидов, больше тяготело к местным правителям. Двор аль-Муктадира сорил деньгами направо и налево; в результате неразумное управление финансами привело к хроническим проблемам с поступлением налогов, и когда, соответственно, задерживалась выплата жалованья военным, возникали вспышки неповиновения в армии. К концу правления аль-Муктадира государство было банкротом. Попутно стремительно снижалось влияние Багдада даже в ближайших провинциях. После гибели аль-Муктадира (от руки одного из его лучших полководцев, Муниса, который не желал его смерти, но был вынужден пойти на бунт ради самого халифата) империя окончательно распалась.

Между 932 и 945 годами друг друга сменили четыре халифа, каждый на весьма короткий срок и по милости той или иной военной группировки, сажавшей его на трон. Самого влиятельного военачальника стали называть амир аль-умара, главнокомандующим, и вся реальная власть сосредоточилась именно в его руках. Халиф напрямую уже не играл роли в управлении страной, за ним остались только церемониальные функции. Но в любом случае, правительству в Багдаде, перешедшему под влияние военных, вскоре не осталось почти ничего, кроме Ирака. Значительную территорию, унаследованную аль-Муктадиром, рвали на части разные военные фракции, менее ответственные, чем те, кто владел теперь отдаленными западными и восточными провинциями. Здесь доминировали войска шиитов, не столь впечатляющие и амбициозные, как исмаилиты, но тоже какое-то время обладавшие влиянием в империи.

Уже к 897 г. шииты-зейдиты пришли к власти в Йемене. Но он был далеко, как и основанное исмаилитами государство в Магрибе. А поближе в 905 г. Хамданиды, предводители блока бедуинских племен, объявили себя правителями Мосула в Джазире; правление аль-Муктадира еще не закончилось, когда они обрели независимость. Они были шиитами, подобно многим северным бедуинам в то время, очевидно, находясь под влиянием учений нусайритов. Но главным их преимуществом являлось положение вождей, уважаемое пасторалистами, которых нельзя было обидеть безнаказанно. С 944 г. члены этого рода взошли на престол в Алеппо. Там им пришлось вынести главное испытание — участвовать в сопротивлении мусульман новому нападению Византии — практически в единственной попытке немусульман захватить земли халифата в этот период ослабления центральной власти. Византийцы вернули себе Сицилию и много других территорий к востоку от Анатолийского нагорья и направились в Сирию. Чтобы предотвратить катастрофу, воины-добровольцы (гази), желавшие участвовать в священной войне, стекались со всех краев. Сайф-ад-давла, самый знаменитый из Хамданидов, привлекал в Алеппо поэтов и ученых: он покровительствовал аль-Мутанабби и аль-Фараби. Менее успешен он оказался в войне с Византией, в ведении которой не получил помощи почти ниоткуда, и не смог спасти Антиохию. Тем не менее поэты прославляли его мужество, и благодаря обилию хвалебных песен о себе он стал так знаменит, как будто и впрямь обратил врага в бегство.