Мир красного солнца - Клиффорд Саймак

Открыв корабельный люк, Скотт не поспешил внутрь, а остановился на пороге, вбирая краски и запахи Земли. Правда, на плато космодрома их было не слишком много, а холодный горный ветер вообще не имел запаха. Картина для глаз тоже была довольно скудной: взволнованное лицо Александера, люди из наземной службы, стоявшие поодаль, и перемигивающиеся огоньки внизу.

Мысленно выругав себя за недопустимую для пилота сентиментальность, Скотт закрыл и загерметизировал люк. Потом сел в кресло пилота, отчасти помогавшее переносить стартовые перегрузки, пристегнулся и правой ногой нащупал стартовую педаль. Наступила последняя минута его пребывания на Земле. Поднеся к глазам руку с часами, Скотт следил за неумолимым движением секундной стрелки.

Десять секунд. Восемь. Пять. Стрелка бесстрастно двигалась вверх. С последней секундой Скотт нажал педаль старта… Невзирая на ремни, его отбросило назад и вдавило в мягкую спинку кресла. Легкие сплющились, как будто из них исчез весь воздух. Бешено заколотилось сердце. К горлу подступила тошнота, а перед глазами пополз черный туман. Скотту показалось, что он падает в ночную бездну, и он тихо застонал. Тело обмякло. Из носа потекли две тонкие струйки крови.

Сознание вернулось к нему, когда корабль находился уже далеко от Земли. Какое-то время Скотт лежал неподвижно. Постепенно в голове стало проясняться. Зрение обрело привычную четкость. Перед глазами всплыл пульт управления с перемигивающимися разноцветными лампочками, затем прямоугольник иллюминатора, сделанного из толстого кварцевого стекла. В ушах зазвенела тишина. Особая, мертвая, тишина космического пространства.

Скотт вяло шевельнулся и выпрямился в кресле. Глаза привычно скользнули по показаниям приборов. Подача топлива — в норме. Давление внутри кабины — в норме. Скорость движения — удовлетворительная.

Скотт вновь откинулся на спинку кресла. Не надо понапрасну тратить силы. Ему сейчас некуда спешить. Можно передохнуть. Скотт ощупью стер кровь с подбородка и закрыл глаза.

II

Он, Скотт Никсон, в космосе! Он летит на Луну, а оттуда отправится на Марс. Но даже эта мысль не могла избавить его от последствий стартовых перегрузок, измолотивших тело и вогнавших в равнодушно-сонливое состояние разум.

Старт корабля всегда был пыткой. Суровым, мучительным наказанием. Его могли выдержать только люди с крепким телом и отменным здоровьем. У менее здоровых сердце остановилось бы в первые же секунды после старта.

Когда-нибудь появятся другие, совершенные, корабли. У них будет мягкий старт и такое же мягкое, постепенное преодоление земного тяготения. Резкие рывки и чудовищные перегрузки останутся в прошлом.

Но это произойдет не скоро, очень не скоро. Возможно, на Земле успеет смениться несколько поколений. А пока корабли будут взлетать так же, как корабль Скотта, движимые опасной и непредсказуемой силой бензиново-кислородной смеси.

Из противоположного конца кабины послышался сдавленный стон, заставивший Скотта подпрыгнуть. Его руки инстинктивно потянулись к ремням. Отстегнув ремни, Скотт напрягся всем телом и стал вслушиваться. Может, ему почудилось? Нет, стон повторился — жалобный человеческий стон.

Скотт вскочил на ноги, пошатываясь от недостаточной гравитации. Корабль двигался по инерции; поступательное движение создавало некоторое подобие гравитации, позволяющее пилоту не летать по кабине. Однако искусственная гравитация лишь отдаленно напоминала земную.

В углу, где стояли ящики (конечно же, они при старте опрокинулись) виднелся непонятный сверток. Внешне его вполне можно было принять за измятый чехол. Но Скотт помнил, что не накрывал ящики никаким чехлом. Сверток шевелился! Вскрикнув, Скотт бросился туда и откинул материю… Под нею, скрючившись, лежал человек. Кровь, шедшая у него из носа и ушей, успела впитаться в плотное теплое одеяло, на котором он лежал. Скотт приподнял тело и едва не вскрикнул снова. Он увидел неподвижное, перепачканное кровью лицо Джимми Болдуина.

Глаза Джимми широко раскрылись, потом опять закрылись. Скотт присел на корточки. Мысли, проносившиеся в его голове, были одна нелепее другой. В это время глаза Джимми вновь распахнулись и уставились на пилота. Рука его сделала что-то вроде приветственного жеста. Губы задвигались, и Скотт услышал слабый голос:

— Привет, Скотт!

— Как ты здесь очутился? — сердито спросил пилот.

— Н-не знаю, — пробормотал Джимми, — Я правда не знаю. Я собирался что-то сделать, но забыл.

Скотт встал, добрался до фляги с водой и смочил носовой платок. Обтерев им окровавленное лицо Джимми, он прощупал тело своего неожиданного спутника. Переломов не было. Просто чудо, что Джимми не погиб при старте. Очередное везение!

— Скотт, где мы? — спросил Болдуин.

— В космосе. Летим на Марс.

Пусть знает правду.

— В космосе, — повторил Джимми, — Я когда-то тоже летал в космос. Но потом что-то случилось.

Он покачал головой — как человек, которому никак не удается вспомнить что-то важное. Судьба и здесь обошлась с парнем милосердно, стерев все воспоминания о катастрофе.

Скотт кое-как дотащил Джимми до кресла второго пилота, усадил и пристегнул ремнями. Потом заставил выпить воды. Сделав несколько глотков, Джимми откинулся на спинку кресла и задремал. Скотт вернулся в свое кресло и уткнулся в иллюминатор.

Смотреть особенно было не на что: космическое пространство практически везде выглядит одинаково. Пройдет еще немало времени, прежде чем в иллюминаторе появится Луна и с каждым часом начнет расти, заслоняя собой далекие точки звезд.

Скотт отвернулся от иллюминатора и посмотрел на дремлющего Джимми. Определенно тот прошмыгнул на корабль перед самым стартом. Никто не обратил на него внимания; и в поселке, и на космодроме с Джимми обращались как с любимым ребенком и ни в чем его не ограничивали. Джимми Болдуин вовсе не был сумасшедшим. Просто пережитая трагедия лишила его памяти, и потому он смотрел на мир с детским простодушием.

Возможно, когда Джимми забирался в кабину, у него была какая-то причина. Но сейчас он ее начисто позабыл. Сущий младенец в теле взрослого человека!

— Похоже, Джимми, ты поставил еще один рекорд, — сказал Скотт, обращаясь не столько к нему, сколько к самому себе, — Ты стал первым «космическим зайцем».

Конечно, на космодроме хватятся Джимми (если уже не хватились). Сначала решат, что он уехал с кем-нибудь вниз, в поселок. Когда выяснится, что его нет и там, организуют поиски и, разумеется, не найдут никаких следов. Скорее всего, на Земле так и не узнают, куда исчез Джимми.

Скотт представил, как они с Джимми, побывав на Марсе, возвращаются домой, но тут же отогнал эту мысль. Вначале еще нужно добраться до Марса. Шансы, что они оба снова увидят Землю, совсем ничтожны.

За цветами Джимми будет ухаживать кто-то другой. А может, и вообще никто. Он выращивал марсианские лилии, а они уже давно перестали быть диковинкой.