Промельк Беллы. Романтическая хроника - Борис Мессерер

Б.М.: Каким Вася тебе запомнился?

Б.А.: Вася молодой был изумительный – он и потом таким остался: весь из Хемингуэя и Ремарка, веселый, нарядный. Тут дело было в стати, небогатая одежда на нем сидела складно, выглядела хорошо.

Но при том, что он слыл “пижоном” и “денди”, в самой-самой юности носить, конечно, было нечего. О чем существует знаменитая история, с Гоголем отчасти соотнесенная.

Мама Васина, Евгения Семеновна, еще оставалась в Магадане в ссылке. Она с большим трудом сумела накопить денег и выслать Васе на теплое пальто. Ну а Вася не думал о тепле, ему ужасно хотелось длинное пальто, потому что их носили все модники. Он медицинский институт в Питере окончил и в порту работал, оттуда далеко было возвращаться. Однажды вечером он шел вдоль причала, на него напали какие-то люди и заявили, точно как Акакию Акакиевичу у Гоголя: “А ведь шинель-то моя!..” И отобрали пальто. Вася всегда смеялся, когда рассказывал эту историю, но, когда она произошла, ему было не до смеха.

Б.М.: Трагическая судьба родителей сказалась на Аксенове?

Б.А.: Конечно, она во многом определила его писательский и человеческий рост. Я думаю, что его горестная семья хоть и малым горюшком ему обошлась, а все-таки весьма многому научила, многому. В тридцать седьмом родителей посадили, потом мама оказалась в Магадане на поселении. Судя по Васиному описанию, в молодости она была красивой женщиной, значительной, не потому, что она чем-то ведала, а просто у нее было значительное лицо. Когда она вернулась после реабилитации, меня поразило ее достоинство, которое так явственно проступает в книге “Крутой маршрут”.

Это свойство немногих замечательных людей – в самых тяжелых условиях сохранить необыкновенное достоинство, доброту, улыбку, мягкость черт. А ведь один ее сын, Васин старший брат Алеша, умер, и никто даже не знает, где он похоронен. В память о нем Васин сын носит имя Алеша.

Б.М.: Неудивительно, что Василий настолько обаятельный!

Б.А.: Да, есть в кого… Он очень нравился женщинам и сам увлекался – у него бывали эффектные романы. Потому что с Кирой, с женой, Васе всегда было трудно. Алеша тогда был кроха совсем, он с ревностью следил за отцом. У Васи даже рассказ есть “Маленький Кит, лакировщик действительности”. Кит – это Алешино домашнее имя. Ну, со временем-то Алеша изменился, конечно.

Потом всякие романы как отрезало, потому что в 1970 году произошло событие, которое изменило Васину жизнь и очень подкрепило нашу дружбу. В Ялту, где я жила, прилетела моя подруга Майя Кармен, и они влюбились друг в друга, просто нахлынуло на них. Майя окончила Институт внешней торговли, хотя ей это было ни к чему. У нее были изумительные белые волосы, чудесные глаза голубые, стройная, просто красавица.

Этот бурный роман происходил у всех на виду, а там разные люди были, сплетников немало. Я Майю с Васькой опекала, прикрывала их. Помню, Майе нужно было первой возвращаться в Москву. Вот они стоят, и трудно прощаться, Майя сдерживается из последних сил, чтобы не разрыдаться, а сплетники злорадно наблюдают. Я помню даже, как она была одета: в зеленом кожаном пиджаке, в брюках – в дорогу уже собралась, с небольшой дорожной сумкой. И, когда она улетела, Вася начал безумствовать: он и вообще-то выпивал, а тут стал по-настоящему пить. Я его утешаю, а он говорит:

– Что делать? Я звоню, а подходит все время муж.

Я только вздыхала:

– Ну как тебе помочь, Вася, все-таки муж!

А Васька бесчинствует, ну что значит “бесчинствует” – страдает и не может ничего поделать, просит, чтобы я Карменам позвонила. Я говорю:

– Вась, даже если я позвоню, все равно будет понятно, кто за этим звонком стоит.

И до того он страдал, что ему плохо стало, пришлось вызывать “скорую помощь”. Врачи приехали, что-то укололи, уехали; опять ему плохо, вызвали второй раз. Я тогда попросила:

– Вась, больше не надо, возьми себя в руки.

А он только твердит:

– Мне страшно, страшно, страшно…

Я уложила его на полу у себя в номере и все приговаривала:

– Василий, держись, не бойся, ты же не один, не бойся.

Так он мучился! В какой-то плед завернулся, лежал, бредил все время.

Я была ему верный друг, но у меня сложное было положение: Роман Лазаревич Кармен тоже со мной очень дружил. Он, представь, Кубой увлекался, Фиделем. Были такие люди – и Евгений Евтушенко среди них. Я в ужасе говорила им: “Вот посмотрите, когда всех ваших друзей посадят, вы опомнитесь”. Так и случилось потом.

Однажды я приехала к Карменам, и Роман Лазаревич меня спросил:

– Кто тебя привез?

А я ответила:

– Ветеринарная машина зеленого цвета, – потому что на самом-то деле это Вася меня привез на своей изумрудной “волге”. То есть я пыталась подозрения Романа Лазаревича развеять, не причинять боль, но он, конечно, все замечал и сначала очень страдал из-за этого, а потом ведь все простил и завещал все, что у него было, Майе Афанасьевне. Она была с мужем до последнего, до его смерти в 1978 году. И только после этого они с Аксеновым поженились.

Б.М.: А вскоре после этого нам пришлось расстаться надолго.

Б.А.: Нам надо было какие-то силы в себе упрочить, потому что мыто были уверены, что расстаемся навсегда. А как это можно, и почему так происходит, как это несправедливо! Существует фотография, сделанная в Переделкине. Майя там в черном платьице. Вася и Майя давно уже были вместе, но это все-таки была маленькая, но торжественная свадьба. Да, это было почти уже расставанием, но мы как-то все бодрились и боялись приуныть.

Б.М.: Я тоже прекрасно помню этот майский день 1980 года. Вася пригласил нас с Беллой на свадьбу как свидетелей. Стояло ослепительное летнее утро. Солнце пронизывало переделкинскую листву ярко запечатленными в памяти световыми лучами.

Настроение у нас было приподнятое. Мы оделись соответственно торжественности случая и в ожидании, когда Василий за нами заедет, вынесли стул и поставили прямо на дороге около дачи. На стул положили подарки. Среди цветов, каких-то кофточек и платьев для Майи красовалась моя большая акварель в стекле, окантованная в специальную раму. По улице бродили писатели, жившие в Переделкине, с изумлением оглядывая натюрморт, стоящий на дороге, и наши приготовления к отъезду. Ожидание оказалось долгим и томительным. Наконец приехали Вася и Майя, и после объятий и поцелуев мы направились к ЗАГСу Москворецкого района.

Основательно поплутав, мы наконец-то нашли в новостройках эту обитель государственной заботы о гражданах. Конечно, наше появление среди молодых брачующихся вызвало волну интереса и, быть может, иронии по отношению к таким старикам, какими мы представлялись молодежи. Но наше торжественное настроение постепенно передалось окружающим…