Лучшие рассказы - Нил Гейман

Тень поднялся и осмотрел свои руки. На левом рукаве куртки и свитера зияли рваные дыры, словно от огромных зубов, но сама рука была целехонька. И никаких следов крови – ни на одежде, ни на руках.

Тень невольно задумался, как бы выглядел его труп, если бы тот черный пес убил его.

Призрачная Кэсси стояла рядом и глядела на собственное тело, наполовину вывалившееся из пролома в стене. Тень заметил, что ногти на руках у трупа обломаны и кончики пальцев сбиты, словно Кэсси несколько часов, а то и дней – до самой смерти – пыталась расшатать камни и разобрать стену.

– Нет, ты только посмотри на это! – воскликнула она, разглядывая свой труп. – Бедняжка. Прямо как та кошка в стеклянном ящике. – А потом повернулась к Тени: – На самом деле я тебя обманула. Я на тебя не запала. Уж извини, но мне просто надо было как-то привлечь твое внимание.

– Я понимаю, – сказал Тень. – Жаль только, что мы не встретились, когда ты была еще жива. Мы могли бы стать друзьями.

– И наверняка бы стали! Мне здесь нелегко жилось. Как хорошо, что со всем этим теперь покончено! И ты уж меня прости, мистер Американец. Не хочу, чтобы ты меня ненавидел.

Тень промокнул рукавом слезящиеся глаза. Когда он опустил руку, рядом с ним уже никого не было.

– Я и не думал тебя ненавидеть, – сказал он в пустоту и вдруг почувствовал, как кто-то легонько сжал его руку и тут же отпустил. Щурясь от света, Тень вышел наружу и остался стоять. Он дышал полной грудью, и дрожал, и слушал дальний вой сирен.

Потом прибыла полиция. Двое мужчин уложили Оливера на носилки, снесли с холма и погрузили в машину «Скорой помощи». Машина покатила прочь через поля и луга, завывая сиреной – надо полагать, ради безопасности встречных овец, чтобы те успевали убраться с дороги на травку.

Когда «Скорая» скрылась из виду, появилась женщина-офицер в сопровождении полицейского помладше – очевидно, ее подчиненного. Они, разумеется, прекрасно знали хозяина паба, чья фамилия оказалась, естественно, Скейтлок. Останки Кэсси произвели сильное впечатление на обоих, особенно на молодого полицейского, который только заглянул в пещеру и тут же убежал в кусты, где его еще долго тошнило.

Если кому-то из них и пришло в голову, что не худо было бы осмотреть и остальные ниши, заложенные камнями (вдруг и там найдутся следы преступлений, совершенных в былые века?), то эту мысль они успешно отринули, а Тень в любом случае не собирался предлагать ничего подобного.

Он коротко рассказал полицейским все то же, что и хозяину паба, а потом поехал с ними в участок, где изложил более подробную версию высокому, солидному офицеру, щеголявшему внушительной бородой. Офицера, похоже, больше всего заботило, чтобы Тени поскорее принесли кружку растворимого кофе и чтобы у него, Тени, не сложилось превратного представления о сельской Англии – ведь он, как-никак, был гостем из дальних стран.

– Очень необычный случай, – приговаривал он. – Из ряда вон выходящий. На самом-то деле у нас все тихо-мирно. Славное место, прекрасные люди. Так что вы не подумайте, что мы тут все такие, как он.

Тень заверил его, что ему бы и в голову не пришло так подумать.

VI. Загадка

Мойра ждала его у входа в полицейский участок. Рядом с ней стояла женщина чуть за шестьдесят, на вид очень уютная и утешительная, точь-в-точь такая, какую неплохо держать под боком на случай непредвиденных потрясений.

– Тень, это Дорин. Моя сестра.

Дорин пожала ему руку и принялась подробно рассказывать, как она сожалеет, что смогла приехать только сейчас:

– …но, видите ли, я всю неделю была очень занята, переселялась в новый дом, а переезд – дело нешуточное…

– Дорин – судья графства, – пояснила Мойра.

Тень попытался представить Дорин в судейском парике и мантии – и не сумел.

– Они там уже ждут, когда Олли выпишут из больницы, – сказала Мойра. – Ему предъявят обвинение в убийстве, – добавила она таким же тоном, каким могла бы спросить у Тени, на какой клумбе, по его мнению, лучше посадить львиный зев.

– И что ты собираешься делать?

Мойра задумчиво почесала нос.

– Я в шоке, – сообщила она. – Я просто понятия не имею, что теперь делать. Я только хожу и думаю обо всем, что было. Как я жила последние несколько лет. Бедная, бедная Кэсси! Она, наверно, думала, что он совершенно безобидный!

– А мне он никогда не нравился, – фыркнула Дорин. – Ходячая энциклопедия, да и только. И такой ужасный болтун, прямо сил нет! Все трепал языком и трепал – как будто все время пытался что-то скрыть.

– Твой рюкзак – у Дорин в машине, – сказала Мойра. – Мы можем тебя подбросить куда-нибудь, если надо. Ну, если ты, конечно, не хочешь еще побродяжничать.

– Спасибо, – сказал Тень. Он и так уже догадывался, что никогда больше не будет желанным гостем в домике Мойры.

– Ты говорил, что видел Кэсси, – сказала Мойра так настойчиво и сердито, словно ее сейчас по-настоящему интересовало только это. – Ты сам это сказал нам. Вчера. Из-за этого-то Олли и сорвался. Я и сама чуть было не сорвалась. Зачем ты это сказал? Ведь она умерла. Ты не мог ее видеть!

Тень уже успел придумать, как будет выкручиваться, – пока делал заявление для полиции.

– Понятия не имею, что это было, – развел он руками. – В привидения я не верю. Наверное, кто-то из местных решил подшутить над глупым туристом-янки.

Несколько секунд Мойра молча сверлила его своими карими глазами, словно стараясь, но никак не решаясь поверить. Наконец, сестра взяла ее за руку:

– Есть многое на свете, друг Горацио… Давай уж оставим все как есть. Что было, то было.

Мойра еще раз смерила Тень недоверчивым, сердитым, долгим взглядом, но затем глубоко вздохнула и ответила сестре:

– Да. Да, наверное, ты права.

Ехали они молча. Тень хотел извиниться перед Мойрой, сказать что-нибудь такое, чтобы хоть немного ее утешить, но не находил слов.

За окном машины промелькнуло висельное дерево.

– «Десять языков в одной голове, – высоким голосом и чуть нараспев произнесла Дорин. – Один язык пошел за хлебом, чтоб накормить живых и мертвых». Вот такую загадку сочинили когда-то об этом месте. Об этом самом дереве.

– И что это значит?

– Королек свил гнездо в черепе трупа, вывешенного в клетке. И летал туда-сюда через рот – носил пищу своим птенцам. В общем, это значит, что жизнь продолжается даже там, где воцарилась смерть.

Тень немного повертел эту мысль в голове, а потом сказал, что да, наверное, так оно есть.

Октябрь 2014 года

Флорида – Нью-Йорк – Париж

Обезьян сидел на сливовом дереве. Утром он сотворил мир и теперь любовался им. Особенно луной, которую можно разглядеть на небе даже днем, если взобраться повыше. Обезьян сотворил ветра и звезды, волны и скалистые утесы. Он создал фрукты, которыми теперь с наслаждением объедался, и деревья, с кроны которых мог обозревать свой мир. Обезьян весь вымазался липким красным соком. Заметив это, он радостно рассмеялся. Какой хороший мир! Какие сладкие, свежие, прогретые солнцем сливы! Как чудесно быть Обезьяном!