Врата Мёртвого Дома - Стивен Эриксон

— В Ягг-одане, — проговорил Маппо, — их называют Безымянными.

Икарий сурово взглянул на трелля.

— Этот культ, — пробормотала Апсалар, — считается исчезнувшим.

Все посмотрели на неё. Девушка пожала плечами.

— Знания Танцора.

Искарал заворчал, брызгая слюной:

— Худ бы побрал их гнилые души! Высокомерные ублюдки все до одного — да как они смеют столько брать на себя?

— Что брать на себя? — прорычал Скрипач.

Верховный жрец обхватил себя руками.

— Ничего. Ничего не говори об этом, да. Служители Азатов — пф-ф! Неужто мы лишь фигуры на доске? Мой повелитель очистил от них Империю, да. Задача для Перстов, как говорит Танцор. Необходимая чистка, чтобы вырвать колючку из тела Императора. Бойня и осквернение. Безжалостно. Слишком много уязвимых секретов — коридоров власти — о, как они презирали моего повелителя, когда он вошёл в Мёртвый дом…

— Искарал! — рявкнула Апсалар.

Жрец сжался, будто получил пощёчину.

Икарий обернулся к девушке.

— Кто это сказал? Твоими устами — кто говорил?

Она холодно посмотрела на ягга.

— Обладание воспоминаниями накладывает ответственность, Икарий, так же, как их отсутствие снимает вину.

Ягг вздрогнул. Крокус шагнул вперёд.

— Апсалар?

Она улыбнулась.

— Или Котильон? Нет, Крокус, здесь только я сама. Боюсь, я уже устала от этих подозрений. Будто у меня не осталось собственной личности, которой бы не коснулся бог, что меня одержал. Когда он взял меня, я была маленькой девочкой. Дочерью рыбака. Но я уже не маленький ребёнок.

Её отец громко вздохнул.

— Дочь, — проговорил он, — никто из нас не остался прежним, и ничего простого не было в том, через что мы прошли, чтобы оказаться здесь. — Он нахмурился, будто пытался подобрать слова. — Но ты приказала верховному жрецу заткнуться, чтобы защитить секреты, которые Танцор — Котильон — предпочёл бы сохранить. Поэтому подозрения Икария вполне можно понять.

— Да, — возразила она, — я не в рабстве у того, чем была. Я сама решаю, что делать с тем знанием, которым владею. Я делаю собственный выбор, отец.

Икарий сказал:

— Я пристыжен, Апсалар. — Он обернулся к Маппо. — Что ещё ты знаешь об этих Безымянных, друг мой?

Маппо помолчал, затем сказал:

— Наше племя принимало их как гостей, но приходили они редко. Однако, я думаю, что они и вправду считают себя слугами Азатов. Если в легендах треллей есть хоть слово правды, зародиться этот культ мог ещё во времена Первой Империи…

— Они были уничтожены! — завопил Искарал.

— В пределах Малазанской империи — возможно, — признал Маппо.

— Друг мой, — сказал Икарий, — ты скрываешь истину. Я бы хотел её услышать.

Трелль вздохнул.

— Они взяли на себя обязанность выбирать тебе спутников, Икарий, и делали это с самого начала.

— Зачем?

— Этого я не знаю. Хотя… — Он нахмурился. — Интересный вопрос. Верность благородной клятве? Защита Азатов? — Маппо пожал плечами.

— Худовы пятки! — проворчал Реллок. — Да хоть чувство вины — в такое я тоже верю.

Все посмотрели на него.

После долгого молчания Скрипач встряхнулся.

— Ладно, идём. В лабиринт.

Руки и лапы. Они высовывались из плетения корней, тянулись, извивались в безнадёжной попытке вырваться, протягивались с мольбой, с молчаливой просьбой, с опасным предложением — отовсюду. Пленённые живые существа. И среди них было очень мало людей.

Воображение Скрипача бледнело при попытках представить себе подходящие для таких конечностей тела, головы и лица, но сапёр догадывался, что реальность, скрытая в сплетённых стенах, превзошла бы его худшие кошмары.

Свитая из шишковатых корней темница Треморлора удерживала демонов, древних Взошедших и такое множество чуждых созданий, что сапёр едва не дрожал от осознания ничтожности — собственной и всего своего вида. Люди были лишь маленьким, хрупким листочком на древе, слишком огромном для понимания. Это потрясение лишило его мужества, стало насмешкой над его отвагой — бесконечное эхо веков и владений, заключённых в безумной тюрьме.

Спутники слышали звуки битвы со всех сторон: пока что, к счастью, в других коридорах мучительного лабиринта. Азат атаковали отовсюду. Слышны были треск и хруст дерева. Пропитанный привкусом железа воздух разрывали звериные крики, голоса, вырванные из глоток, только голоса и могли вырваться из этой ужасной войны.

Ложе арбалета стало липким от пота, когда Скрипач продолжал осторожно шагать вперёд, держась середины коридора, чтобы не попасться в хватку жадных, нечеловеческих рук. Впереди показался резкий поворот. Сапёр пригнулся, затем оглянулся на остальных.

С ними остались всего три Пса. Шан и Зубец свернули в другие развилки. Где они и что с ними происходит, Скрипач не мог даже вообразить, но Бэран, Бельмо и Крест не выказывали признаков беспокойства. Слепая самка двигалась вровень с Икарием, будто была просто хорошо выдрессированной собакой ягга. Бэран прикрывал арьергард, а Крест — бледно-мраморный, пятнистый, мускулистый — неподвижно ждал в пяти шагах от Скрипача. Его глаза — тёмно-карие — сверлили сапёра.

Скрипач вздрогнул, снова покосился на Бельмо. Рядом с Икарием… так близко… Эту близость он расценивал верно, как и Маппо. Если бы с Домом Азатов можно было заключить сделку, Престол Тени это бы сделал. Псов не заберут — как бы Треморлор ни жаждал заполучить таких пленников, добиться исчезновения этих древних убийц — нет, сделка подразумевала куда более ценного пленника…

Маппо стоял с другой стороны от ягга и держал в руках отполированную костяную дубину. Скрипач вдруг почувствовал острое сострадание. Трелль разрывался на части. Ему приходилось остерегаться не только оборотней — оставался ещё спутник, которого он любил как брата.

Апсалар и Крокус с боевыми ножами в великолепно расслабленных руках шли по бокам от Слуги. В шаге за ними ковылял Прыщ.

Вот и всё, что мы есть. Это — и больше ничего.

Сапёр задержался перед поворотом, повинуясь инстинктивному чувству, которое будто холодком пробежало по хребту. Не иди дальше. Подожди. Скрипач вздохнул. Чего тут ждать?

Разглядывая отряд, он вдруг заметил кое-что, присмотрелся.

Шерсть на загривке Креста начала медленно подниматься.

Худ!

Всё вокруг пришло в движение, огромная тень вылетела в коридор перед сапёром с воем, от которого костный мозг превратился в лёд. А над ним — кожистые крылья, молниеносные удары огромных когтей.

Чудовище оказалось медведем-одиночником, громадным, как карета аристократа, боками он почти упирался в стены корней, а вытянутые руки цеплялись за густой мех. Сапёр заметил, что одну нечеловеческую руку просто вырвало из тройного плечевого сустава, брызнула старая чёрная кровь. Не обращая внимания на конечности, будто просто продирался через колючий кустарник, медведь ринулся вперёд.