Гибель гигантов - Кен Фоллетт

— Как вы можете спрашивать! — воскликнула она. — Я не встречала никого лучше вас! Я никогда не сделаю ничего, что могло бы вам навредить. Я никому не скажу ни слова.

— Благодарю вас. Я знаю, что вы сдержите обещание.

Она отвернулась, пытаясь скрыть слезы.

— Пойдемте в дом.

В холле она сказала:

— Идите без меня. Мне надо умыться.

— Хорошо.

— Надеюсь… — Ее голос прервался, и она всхлипнула. — Надеюсь, она понимает, какая она счастливица, — закончила Моника шепотом и скрылась в боковой комнате.

Вальтер надел пиджак и собрался с мыслями. Потом поднялся по мраморной лестнице. Гостиная была выполнена в том же облегченном стиле: светлое дерево, портьеры зеленые с голубым. Вальтер решил, что у родителей Моники вкус получше, чем у его собственных.

Мама, взглянув на него, тут же поняла, что что-то не так.

— А где Моника? — бдительно спросила она.

Он выразительно приподнял бровь. Далее спрашивать было не принято, ведь не хотела же она услышать: «Моника пошла в туалет»!

— Она подойдет через несколько минут, — спокойно сказал Вальтер.

— Ты только взгляни! — сказал отец, помахивая листком бумаги. — Мне прислали это от Циммермана, чтобы я высказал свое мнение. Русские революционеры хотят проехать через Германию. Какова наглость! — Он уже выпил пару рюмок шнапса и был в приподнятом настроении.

— А какие именно революционеры? — вежливо поинтересовался Вальтер. Ему было не особенно интересно, но он был рад, что появилась тема для беседы.

— Из Цюриха! Мартов, Ленин и вся эта компания. Предполагается, что теперь, когда царя свергли, в России свобода слова, и они хотят вернуться на родину. Но не могут туда добраться.

— Наверное, действительно не могут, — задумчиво сказал Конрад, отец Моники. — Из Швейцарии в Россию мимо Германии не проедешь — любой другой наземный путь будет идти через линию фронта. Но ведь из Англии в Швецию все еще ходят пароходы через Северное море?

— Да, — ответил Вальтер, — но они не поедут через Англию, это большой риск. Англичане ведь задержали Троцкого и Бухарина. А через Францию и Италию было бы еще хуже.

— Значит, они застряли! — торжествующе сказал Отто.

— И что же, отец, ты посоветуешь министру иностранных дел Циммерману?

— Конечно отказать! Нам не нужно, чтобы эта зараза распространилась и на наших граждан. Кто знает, какую кашу эти черти могут заварить в Германии?

— Ленин и Мартов… — сказал Вальтер задумчиво. — Мартов — меньшевик, а вот Ленин — большевик… — Германская разведка активно интересовалась русскими революционерами.

— Большевики, меньшевики, социалисты, революционеры, — сказал Отто, — все они одинаковы.

— Нет, не все, — возразил Вальтер. — Большевики самые жесткие.

— Тем более не следует их пускать в нашу страну! — в сердцах сказала мать Моники.

— Но важно то, — продолжил Вальтер, не обратив на ее слова внимания, — что заграничные большевики настроены еще более радикально, чем в России. Петроградские большевики поддерживают Временное правительство князя Львова, а цюрихские — нет!

— Откуда ты все это знаешь? — спросила сестра Вальтера Грета.

Вальтер знал, потому что читал рапорты германских шпионов в Швейцарии, а они перехватывали почту революционеров. Но он сказал:

— Несколько дней назад Ленин в Цюрихе произнес речь, в которой заявил, что они отказываются признать Временное правительство.

Отто презрительно фыркнул, но Конрад фон дель Хельбард заинтересованно подался вперед.

— И что же вы думаете, молодой человек?

— Отказывая революционерам в разрешении проехать через Германию, — сказал Вальтер, — мы защищаем Россию от их подрывных идей.

Мать посмотрела на него озадаченно.

— Объясни, я не понимаю.

— Я считаю, что мы должны помочь этим опасным людям добраться до России. Оказавшись там, они либо постараются сделать нежизнеспособным русское правительство, что сведет на нет способность России вести войну, либо они возьмут власть и заключат мир. В любом случае Германия выиграет.

Несколько секунд стояла тишина: все обдумывали услышанное. Потом Отто расхохотался и захлопал в ладоши.

— Да, это мой сын! — сказал он. — Все-таки есть в нем кое-что от отца!

II

Здравствуй, милая подруга!

Цюрих — холодный город на берегу озера, — писал Вальтер, — но сейчас светит солнце и освещает воду, покрытые лесами холмы вокруг и далекие Альпы. Здесь улицы прямые, никаких изгибов: швейцарцы любят порядок даже больше, чем немцы! Как бы мне хотелось, чтобы ты была здесь, дорогая подруга, как бы мне хотелось, чтобы ты была со мной везде!!!

(Восклицательные знаки должны были навести почтового цензора на мысль, что письмо написано впечатлительной девушкой. Хоть Вальтер и был в нейтральной Швейцарии, он все же старался, чтобы по тексту письма не вычислили ни отправителя, ни адресата.)

Хотелось бы мне знать, страдаешь ли ты от нежелательного внимания достойных холостяков? Ты так прекрасна и очаровательна, что, наверное, так и есть. У меня та же проблема. У меня нет ни твоей красоты, ни очарования, и тем не менее мне делали авансы. Мама выбрала для меня кандидатуру из друзей моей сестры, причем это некто, кого я давно знаю и к кому хорошо отношусь. Сначала было очень трудно, и, боюсь, в конце концов этот человек понял, что я состою в отношениях, которые исключают возможность брака. Однако я верю, что наша тайна будет сохранена.

(Если цензор и дочитает до этих пор, он может решить, что это письмо лесбиянки. К этому же выводу придет любой, кто прочтет письмо в Англии. Вряд ли это имело особое значение: без сомнения Мод, феминистку и, по всей видимости, одинокую, в ее двадцать шесть лет уже подозревали в сафических наклонностях.)

Через несколько дней я буду в Стокгольме, это тоже холодный город у воды, и ты можешь послать мне письмо туда в «Гранд-отель». (Швеция, как и Швейцария, оставалась нейтральной и имела с Великобританией почтовое сообщение.) Как бы мне хотелось узнать, как у тебя дела!

Прощай, моя любимая подруга, помни обо мне!

Твоя Вальтрод

III

Соединенные Штаты Америки объявили Германии войну 6 апреля 1917 года.

Вальтер ожидал этого, и все равно это стало для него ударом. Америка богата, сильна и демократична: он не мог представить себе худшего противника. Теперь единственная надежда была на то, что Россия рухнет и даст Германии возможность одержать победу на западном фронте раньше, чем американцы успеют собраться с силами.

Через три дня тридцать два эмигранта из русских революционеров собрались в Цюрихе, в гостинице «Церингерхоф»: мужчины, женщины и один ребенок, четырехлетний мальчик по имени Роберт. Оттуда они направились к барочной арке железнодорожного вокзала, чтобы сесть в поезд, который отвезет их домой.