Баллантайн - Уилбур Смит

улыбнулся. В комнате было еще два человека, они сидели в креслах.

— Вы знаете адмирала Кемпа, — сказал адъютант.

— Доброе утро, адмирал.

Трудяга Кемп наклонил голову, но больше ни одним жестом не дал понять, что узнал Сент-Джона.

— А это сэр Альфред Мюррей, главный судья Верховного суда Капской колонии.

— Ваш покорный слуга, сэр.

Манго не кивнул и не улыбнулся. Судья, не вставая с кресла, слегка наклонился вперед. Держа обе руки на янтарной рукояти трости, отделанной золотом, он взглянул на Сент-Джона из-под белых нависших бровей.

Капитан порадовался, что час назад тюремщик дал ему горячей воды и бритву и что ему разрешили сторговаться с прачкой-малайкой, бывшей рабыней, которая обстирывала офицеров замка. Его брюки были выстираны, сапоги начищены, белоснежная рубашка отглажена до хруста.

Адъютант взял со стола какой-то документ.

— Вы являетесь капитаном и владельцем клипера «Гурон»?

— Так точно.

— В соответствии со статьями 5—11 Брюссельского соглашения ваш корабль был захвачен Королевским военно-морским флотом в качестве призового и в настоящее время находится в британских территориальных водах с призовой командой на борту.

Ответа не требовалось, и Манго стоял молча.

— Данный случай был рассмотрен смешанной судебной комиссией Капской колонии под председательством главного судьи. Заслушав свидетельства командующего Капской эскадрой и других офицеров, суд постановил, что, поскольку «Гурон» был захвачен в открытом море, дело находится вне пределов юрисдикции Капской колонии. Главный судья рекомендовал Его Превосходительству губернатору Капской колонии следующее: конфисковать в пользу правительства Ее Величества э… хм… — адъютант многозначительно помолчал, — груз, находящийся на клипере «Гурон», освободить клипер из-под ареста и передать его под командование владельца; обязать владельца судна в кратчайший срок предстать самому и передать свое судно под юрисдикцию должным образом созванного американского суда и ответить на обвинения, какие президент Соединенных Штатов Америки сочтет нужным ему предъявить.

Манго вздохнул с облегчением. Хвала Создателю, англичане собираются замять дело! Они не хотят рисковать, боятся навлечь на себя гнев вновь избранного американского президента, еще не вступившего в должность. Они отбирают рабов, груз ценой в восемьсот тысяч долларов, но отдают корабль и отпускают его.

Адъютант продолжал читать, не поднимая глаз:

— Губернатор Капской колонии принял к сведению рекомендацию суда и постановил следующее: вы обязаны как можно скорее подготовить корабль к отплытию. В этих целях командующий Капской эскадры согласился предоставить в ваше распоряжение ремонтные мощности базы военно-морского флота.

— Благодарю вас, адмирал, — обратился к нему Манго.

Брови Трудяги Кемпа сошлись на переносице, лицо покрылось красными пятнами, но голос звучал тихо и отчетливо.

— В результате ваших действий… сэр… шестнадцать моих моряков погибли, столько же искалечены. Зловоние вашего гнусного корабля каждый день доносится до окон моего кабинета. — Адмирал Кемп с трудом поднялся с кресла и яростно впился взглядом в Манго Сент-Джона. — Будьте вы прокляты с вашей благодарностью, мистер Сент-Джон, и, будь моя воля, я бы не стал расшаркиваться перед мистером Линкольном. Я бы не выпустил вас на вашем вонючем невольничьем корабле из Столовой бухты, а вздернул бы на рее британского военного корабля.

Трудяга Кемп отвернулся и подошел к единственному окну. Он выглянул во внутренний двор замка, где его ждала коляска.

Адъютант, казалось, не заметил взрыва. Он спокойно продолжал:

— Представитель Королевского военно-морского флота сопроводит вас на борт вашего судна и останется там до тех пор, пока не придет к заключению, что ваше судно готово к выходу в море.

Адъютант дернул за шнурок звонка, висевший у него за плечом. В ту же секунду дверь распахнулась, и снова появился лейтенант.

— Еще одно дополнение, мистер Сент-Джон. Губернатор объявил вас лицом, присутствие которого в колонии нежелательно. Если вы еще раз будете иметь неосторожность ступить ногой на территорию Капской колонии, вы будете немедленно арестованы.

По дорожке из желтого гравия, обсаженной высокими финиковыми пальмами, размашистыми шагами шел высокий человек. Алетта Картрайт весело окликнула подругу, стоявшую на другой стороне розового цветника.

— Вон твой красавчик, Робин. Рановато он сегодня.

Робин выпрямилась, держа в руке корзину с розами.

Широкополая соломенная шляпа защищала лицо от жарких лучей полуденного капского солнца. Мисс Баллантайн смотрела на Клинтона с теплотой и симпатией. Он такой долговязый, порывистый, как мальчишка, трудно поверить, что он во главе лавины бойцов ворвался на палубу «Гурона».

За последние недели его визиты стали привычными. Она снова гостила у Картрайтов, и Клинтон каждый день поднимался на холм из своих скромных меблированных комнат на Ватеркант-стрит. Доктор с нетерпением ждала его визитов, после болтовни с легкомысленными дочерьми Картрайтов ей хотелось серьезных разговоров. Его восторг и обожание льстили молодой женщине и очень нравились. Робин верила в постоянство чувств Клинтона, они стали путеводной звездой в сумятице и неопределенности, какими до сих пор была наполнена ее жизнь.

Она приучилась ценить его здравый смысл, уважать его суждения. Она даже разрешала ему читать рукопись, над которой работала теперь целыми днями, и его замечания и критические высказывания всегда были хорошо обоснованы.

Вскоре мисс Баллантайн обнаружила, что он стал частью ее жизни, занял место, которое давно пустовало. Ей нужен был кто-то, кого она могла бы лелеять, утешать и оберегать, человек, который нуждался бы в ней, на которого она могла бы щедро изливать нерастраченное сострадание.

— Мне не верится, что я мог жить без вас, дорогая моя доктор Баллантайн, — говорил Клинтон Кодрингтон. — Не верится, что я мог пережить столь тяжелое время без вашей поддержки.

Она знала, что это скорее всего правда, а не преувеличения пылкого влюбленного. Робин никогда не могла устоять перед зовом человека, терзаемого болью или страданием.

Много недель прошло с того пьянящего дня, когда «Черный смех», искореженный пушечным обстрелом, вошел в Столовую бухту, ведя за собой огромного пленника. Почерневший от копоти, «Гурон», хромая, полз под наспех починенным рангоутом и с импровизированным рулевым устройством. Покорно склонившись под жерлами грозных карронад, он встал на якорную стоянку неподалеку