Империя в войне. Свидетельства очевидцев - Роман Сергеевич Меркулов
Шрифт:
Интервал:
И все эти Гейроты и Сушкевичи, эти люди с мелкой обывательски-рутинерской оценкой происходящих великих событий, разве с той узостью названной силой традицией и привычек, разве они смогут понять этот простейший выход? Да они правы, когда говорят: «Мы скорее готовы принять власть Вильгельма (этого кровавого палача тысячи невинных людей!), чем власть черни, тупой и темной массы, чем власть Советов!» И они готовы отдать и Питер, и Москву, лишь бы расправиться с «разнуздавшей сволочью», да именно так говорят они: «разнуздавшая сволочь», «собачьи депутаты».
И. С. Ильин, 4 октября
Проскуров. Сижу в дрянном номере дрянной гостиницы. Грязь ужасающая, масса евреев. Объезжаю штабы, лазареты, госпиталя, собираю подписи под списком; настроения разные – большинство боятся или стараются отмахнуться – храбрее всех сестры. Один полковник, юрист, с которым я долго беседовал, очень интересный и умный человек, сказал мне:
– Скверный народ – поверьте мне. Никакие партии, никакие списки не помогут, и советую вам бросить это дело, да кстати и не рисковать. Русский народ лучше всех понял Достоевский. Перечтите «Бесы», советую. <…> Ни чувства собственного достоинства, ни национальной гордости у нас никогда не было. А посмотрите на деревню, посмотрите, как русские парни относятся к родителям: в пьяном виде, с гармошкой гуляют по улице села и поют: «Милые родители…. не хотите ли?» <…> Имейте в виду, что это всегда было во всю историю России. Найдется железная рука, схватит за шиворот, тряхнет так, что язык откусит, и полезут куда угодно, будут дохнуть с голоду, пухнуть, а лезть, создавать, шириться. Так взял железной хваткой Петр. <…>
О Керенском я не говорю – хороши министры, хорошо правительство, где такой гусь, такое ничтожество, такая карикатура, такой шут мог не только разговаривать, но и править, стать военным и морским министром в минуту величайшего военного напряжения, когда на Западе сидят Гинденбурги, Фоши, Ллойд Джорджи – люди огромного государственного опыта, – достигнуть вершин власти и стать «Верховным главнокомандующим» – ведь это же анекдот, капитан! Понимаете, анекдот?!! <…>
– Ну и что же, полковник, делать, как же быть?! Неужели все пропало?!
– Отчего пропало! Для нас с вами, конечно. Надо складывать чемоданы и удирать, куда глаза глядят. Вот слыхали, пятая армия вся идет и по дороге громит винные склады, церкви, убивает и бесчинствует. Пойдут все так! Будьте покойны, русская религиозность – анекдот, выдумка наших интеллигентов да мягкотелых сентименталистов – никогда русский не был религиозным; загаживают алтари, иконы, громят церкви. <…>
– Ну и…
– Ну и придут большевички! Их поставят немцы, вот увидите, и пропишут такую ижицу, что чертям тошно будет! В первую голову нас с вами начнут уничтожать, чтобы выколотить мысль всякую, а потом и скрутят, а скрутят – и народец пойдет куда угодно и будут с ним делать что угодно – на Европу – полезут и на Европу!
– Ну и что же, России не будет, что ли?!
– Отчего не будет! Кончится по Достоевскому, помните?
– А что же будет с Россией?
– С Россией? А она, как раскаявшийся юродивый, «сядет у ног Христа», кажется так, или, во всяком случае, что-то вроде. «Бесы» чем гениальны? Там же все персонажи указаны! Ленин – это Ставрогин, Петр Степанович – вглядитесь только – это же наша интеллигенция: кадеты, которые продавали землю, собирая чемоданы, чтобы ехать в первую Думу объявлять, что землю надо отдать крестьянам; молодой Верховенский – это Бронштейн-Троцкий: нагадить! Так нагадить, побольше нагадить, чтобы миру стало тошно! <…>
Мне было грустно. Мы сидели за столом, в деревянном домике, горела тускло свеча. Было страшно от слов моего собеседника. И чувствовалось, что много в его убежденных словах правды, горькой, обидной правды… С тяжелым сердцем лег спать. Полковник устроил мне на походной кровати постель. Мы долго еще с ним говорили, потушив свечу; он меня все убеждал, что никакого Учредительного собрания не будет и что напрасно я трачу время и ввязываюсь в это дело…
«Новое время», у октября
Остров Эзель занят неприятелем. Наши части взяты в плен.
Р. Ивнев, 7 октября
День открытия «Совета Республики»… Около Кексгольмских казарм. Два солдата разговаривают. Лицо озабоченное, грустное. Я подумал: «О Балтийских неудачах, должно быть…» Подхожу ближе, слышу:
– У меня шаровары порваны, а других нет.
– И у меня тоже… – Вот и все.
Г. А. Князев, 7 октября
Про Керенского распускают самые дикие слухи. И еврей-то перекрещенный он, и пьянствует в Зимнем Дворце, валяясь на кровати Александра III (хотя Александр III и не жил в этом дворце), и развелся со своей женой, женясь на артистке Тиме, и свадьба их была в дворцовой церкви, причем над ними держали те самые венцы, которые употреблялись при царском венчании… И эти дикости повторяют всюду и даже интеллигенты.
Сегодня я слышал еще эти мерзости еще от людей очень правого оттенка, а на улице, от заведомого большевика рабочего слышал такую оброненную им фразу: «Это только жиду Керенскому под стать так трусить». <…>
Давно не был вечером на улице. <…> Моросил дождь. Все было покрыто липкой грязью… На углу мигал под порывами мокрого ветра фиолетовый фонарь… Тоскливо было. Особенно когда долетали звуки музыки. Играли какой-то танец. Наверное, где-нибудь был «демократический бал». Теперь это так много. Танцуют и веселятся до утра как никогда.
Первое заседание Совета Российской Республики (Предпарламента) произвело на меня благоприятное впечатление. Речи Авксентьева и Керенского мне показались не только словами… В них звучала, наконец, настоящая сила. Может быть, это и иллюзия, и кроме искусной декламации – ничего не было. Так хотелось бы поверить в возможность нашего оздоровления.
«Живое слово», 8 октября
Без стыда.
Над Финским заливом летают корабли смерти,
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!