Четыре месяца темноты - Павел Владимирович Волчик

просто дать мне чаю? Или воды. Есть в этом классе вода?

Внутри у него всё клокотало. Аладдин уже хотел развернуться и выйти вон. Но Кирилл Петрович понял по его лицу, что дело неладно, и сказал школьникам, чтобы они разошлись. Некоторые из них всё ещё мешкали и собирали вещи в рюкзаки.

– Говори, что с тобой.

– Ничего особенного, – сопел Андрей, глядя краем глаза, как девочки берут свои рюкзаки, испуганно косятся на него и удаляются за дверь.

Кирилл Петрович поднялся:

– Штыгин, хватит валять дурака. Говори. Ты сдал экзамены в колледж?

Какой точный вопрос! Андрей коротко взглянул на него и, подойдя к окну, процедил сквозь зубы:

– Да, я сдал. Биологию. Набрал восемьдесят пять баллов. Более чем достаточно.

– Поздравляю… – Учитель не успел договорить, потому что Андрей вдруг издал странный горловой звук, сотрясся всем телом и, опершись рукой на парту, зарыдал.

Слёзы теперь лились по его лицу без остановки, словно кто-то открыл краны.

– Алгебра… Алгебра… – повторял он, вытирая тыльной стороной руки опухающий нос. – Я не смог… Я завалил… Но я сдам её, даже если мне придётся вызубрить все правила…

Он больше не видел Кирилла Петровича. Слёзы не унимались. Глаза заполнились туманом. Андрей почувствовал, как его похлопали по плечу.

– На, выпей воды.

Юноша пил жадно, громко глотая, словно со слезами из него вышла вся жидкость. Если бы у него был волшебный джинн из лампы… Тогда бы он…

Но никакого джинна не будет. Теперь он всё должен будет делать сам.

– На первом курсе я чуть не вылетел из университета из-за того, что не смог сдать химию, – негромко начал Озеров, говоря куда-то в сторону, – на втором завалил высшую математику. Я не знаю, как доучился до конца, и ума не приложу, как вообще сумел поступить в высшее учебное заведение. Мне всегда ужасно давались точные предметы. Потом, я не могу подолгу продержаться ни на одной работе…

Он вздохнул. Андрей удивлённо уставился на учителя, шмыгнув носом.

– Но вы… вы так много знаете и умеете. Я из-за вас решил стать врачом.

Озеров горько улыбнулся и покачал головой:

– Ты сам решил. Я ничего такого не умею. Разве что помогать особенным людям. Вот из тебя, например, может выйти неплохой доктор. Просто время ещё не пришло.

Кирилл Петрович подошёл к окну и, потерев устало переносицу, продолжил:

– Как я не люблю, когда вам внушают весь этот бред про успешность. Человек живёт и мается, не зная, кем он должен быть и чем обязан заниматься. Та жизнь, которой он живёт сейчас, всегда кажется ему недостаточно хорошей – какой-то простой и примитивной, что ли… Но разве это просто, если ты сын, – быть послушным любящим сыном? Если муж – быть верным, а если друг – надёжным? Скажи мне, Андрей, разве просто быть терпеливым родителем, или просто быть хорошим человеком – то есть прощать обиды, радоваться за других, помогать тем, кто попал в беду, любить кого-то ещё, кроме самого себя? Мы не можем даже этого простого, но конечно же хотим большего: стать известными дизайнерами и режиссёрами, директорами, министрами и генералами, лучшими в своём деле, самыми богатыми, самыми умными, самыми-самыми… А не можем даже малого – стать просто хорошими людьми. Много ты знаешь хороших людей, а, Штыгин?

Андрей отрицательно покачал головой и, вытерев слёзы, взглянул на учителя:

– Зачем тогда вы здесь? А?

Озеров посмотрел так, словно этот вопрос задел его за живое, и ответил:

– Потому что я здесь нужен.

– И всё?

– И всё.

Агата

Это случилось с ней спустя неделю после свадьбы.

Она лежала и тихо слушала, как в старой квартире на кухне гудит газовая колонка, как ворона в соседней комнате шелестит перьями и ходит, постукивая когтями по дну клетки. Она слышала, как скрипит пол наверху под ногами соседского ребёнка. Чувствовала по лёгкой вибрации, как где-то далеко по путям проходит товарный поезд, неся на крышах вагонов последние остатки снега в Город Дождей.

Рядом мирно спал её муж. Тогда она и поняла, оставшись впервые за это суетливое время сама с собой, что у неё теперь есть свой дом и своя семья. Что-то радостное и светлое зажглось в груди и грело изнутри, словно ей предстояло новое необыкновенное путешествие.

Агата лежала в полумраке, и ей казалось, что стоит шелохнуться – и волшебный затаённый момент рассеется, исчезнет навсегда.

Подготовка к свадьбе, даже такой скромной, как они задумали, отняла много сил. Кроме того, в старой квартире, где они жили, потребовался существенный ремонт.

С Кириллом они в тот период виделись крайне редко, и может быть, поэтому ей теперь было так хорошо, что все наконец оставили их наедине. В последнюю неделю перед свадьбой к Кириллу каждый день приезжал старший брат помогать с ремонтом. Сначала, молчаливые и важные, они клеили обои и белили потолки. Но однажды из комнаты донёсся их общий смех, и с каждым днём, к радости Агаты, они всё чаще и чаще разговаривали и смеялись.

Уснув с этим незабываемым чувством мира на душе, девушка проснулась с ним же, и начались несколько дней короткого отпуска, когда они могли подолгу наслаждаться обществом друг друга. И самое долгожданное и откровенное было сказано в эти солнечные дни.

За день до того, как Озеров собрался выходить на работу, он стал вести себя несколько нервно и, расхаживая в одиночестве по комнате, повторял:

– Карл у Клары украл кораллы, а Клара у Карла украла кларнет.

– Что ты делаешь?

– Готовлюсь. Я слишком долго не говорил. Дядя советовал мне делать речевые упражнения. Иначе я сбиваюсь во время уроков. Карл у