Косой дождь. Воспоминания - Людмила Борисовна Черная

старших школьниц тему грядущего сочинения. От девушки тему узнали и ее соученицы, а потом весь класс. И весь класс написал сочинение очень хорошо. Обычные дети такому обороту событий только порадовались бы. Но группа «правильных» подростков из МОПШ так не думала. Эта группа решила обратиться в ЦК ВЛКСМ с жалобой на завуча, нарушившего правила «коммунистической этики». В группе оказался и подросток Саша Некрич. В нашем патриархальном дворе в Хохловском переулке его сурово заклеймили бы как ябеду. Про Павлика Морозова мы тогда еще ничего не знали. Павлик Морозов был дитя коллективизации.

В пору знакомства с Сашей я о его школьных подвигах не подозревала. Просто нутром чуяла, что Некрич — «правильный» советский человек.

Ходил Саша, как и все в «салоне» Федоровых, довольно расхристанным — в клетчатых рубашках, называемых тогда «ковбойками», и в обвислых на заду брюках, как у знаменитого клоуна Карандаша. Не скрою, мне это не нравилось. Так же как и не нравилось в нем многое другое. К примеру, Саша был полностью лишен чувства юмора, хотя и любил пошутить. Но шутки у него были дурацкие. По-моему, Некрич со своими тяжеловесными розыгрышами и некоторой бесцеремонностью смахивал на бурсака или на «вечного студента» XIX века. После оказалось, что у него были огромные достоинства: порядочность, стойкость, верность слову.

Но в те годы, годы «оттепели», Некрич был единственным человеком среди наших знакомых, который очень серьезно относился к факту пребывания в рядах КПСС. Во всяком случае, к месту и не к месту он говорил, что является членом парткома Института истории. Так и слышу слова Саши: «Завтра у нас партком. Вечером я занят. Очень важные вопросы…»

Всякие насмешки по поводу партийных дел института и своей общественной деятельности Некрич решительно отметал.

На моих глазах Саша женился — кажется, во второй раз. Его избранницей была очень молоденькая девушка. Долгое время он называл ее своей невестой. В первый раз, по словам Федорова, Некрич был неудачно женат на женщине намного старше его. С молоденькой быстроглазой Наденькой тоже вышла неудача.

Наденька в пору Сашиного жениховства работала секретаршей в Институте истории и доучивалась в вечерней школе. Злые языки утверждали, что у этой Наденьки был неудачный роман и она в пику своему «предмету» решила выйти замуж за самого незамшелого доктора наук института.

Честно говоря, меня брак Саши и Нади шокировал. Конечно, если бы Саша был знаменит, богат, элегантен, с красивой сединой, брак казался бы трогательным, мелодраматичным, может быть, даже трагичным. Но когда Саша в своей ковбойке гонялся за молодой Надей по тротуарам вокруг нашего дома, весь багровый и потный, и прохожие останавливались и, вздыхая, говорили: «Вот, ей-богу, его сейчас хватит удар», меня это не умиляло.

И вдруг Некрич, наш Некрич, написал книгу и стал знаменитым. А вскоре после этого и героем, а его книга бестселлером. Как тут не вспомнить слова тогдашней песни: «Когда страна быть прикажет героем, у нас героем становится любой…»

Самое интересное, что Саша вовсе не задумывал крамольное произведение. И не собирался он, подобно, допустим, Гефтеру, создать какой-то новый социализм. Саша просто хотел написать книгу о начале Великой Отечественной войны. Войны, на которой погибли его брат и еще миллионы молодых людей, а все мы, живые, хлебнули лиха.

Задумав книгу, Некрич заключил договор с издательством «Наука», возглавляемым честнейшим человеком, академиком Самсоновым.

Сочинение книги длилось очень долго, хотя это была, собственно, брошюра. Саша не был «писучим» и хоть и добросовестный по природе, но с ленцой. Исходя из этого, получив договор на книгу, он даже хотел взять себе соавтора. В частности, предлагал соавторство мужу. Но муж был помешан на профессионализме, а Некрич защищал докторскую о внешней политике Англии в годы Второй мировой войны. Во всяком случае, советской историей не занимался. Кроме того, муж тоже не любил писать… И это, наверно, сыграло решающую роль. Если бы Саша предложил соавторство мне, я бы, конечно, согласилась. Но я не была доктором наук, даже кандидатскую не защитила. Меня Саша вообще не принимал всерьез.

Ну, в общем, книгу в конце концов Некрич написал, и она вышла, как и предполагалось, в издательстве «Наука», то есть была прочитана редактором и заведующим редакцией и, наверное, директором издательства. Кроме того, она, как пишет Некрич в своей книге «Отрешись от страха»233, прошла шесть цензур: обычную цензуру Главлита; военную цензуру для проверки, не просочилась ли секретная информация; специальную военную цензуру Главного разведывательного управления; цензуру Комитета государственной безопасности; цензуру Министерства иностранных дел и, наконец, часть книги согласовывалась с Отделом науки ЦК КПСС.

Хорошо помню эту книгу: тоненькая (она вышла в научно-популярной серии) в обложке, где на белом фоне черное было вперемежку с красным. Называлась книга «1941. 22 июня».

Разумеется, Саша подарил ее нам с трогательной надписью, но кто-то ее сразу увел.

Книга была, безусловно, правдивая, но, естественно, никакими сенсационными материалами Некрич не обладал. Никаких недоступных архивных документов у него не было. Единственное, что тогда было внове, — это опубликованные им беседы с некоторыми генералами. Но и беседы могут быть насквозь фальшивыми, как мы это знаем по произведениям К. Симонова. В книге Некрича фальши, по-моему, не было, но и разоблачениями не пахло: это была подцензурная книга, не переступавшая грани дозволенного. Как-никак, она вышла после XX съезда со знаменитой разоблачительной речью Хрущева и после XXII, на котором постановили вынести из мавзолея тело Сталина. Вышла после «Ивана Денисовича» и после «Матренина двора».

Весь ужас войны, весь ужас миллионных неоправданных потерь, «Смерша», заградотрядов и многого-многого другого Некрич, естественно, не мог отразить в своей брошюре. Думаю, что, даже если бы Саша узнал все «до дней последних донца», он психологически не был бы готов написать об этом.

Так в чем же дело? А дело было в том, что именно тогда власти после свержения Хрущева сделали первую, а может, и не первую серьезную попытку восстановить сталинизм. Им казалось, что интеллигенция, ворошившая прошлое, зарвалась и вот-вот заговорит о каких-нибудь переменах! О реформах в СССР и в странах народной демократии. Пора было ударить по «нездоровым настроениям». Найти козла отпущения и ударить. Здорово ударить. Чтобы другим было неповадно.

Простой смертный обо всей этой активности в верхах не догадывался. Ибо жизнь верхов по-прежнему оставалась государственной и партийной тайной.

Надо было только выбрать жертву. И выбрали Некрича из Института истории. Почему именно его? Ведь крамольных граждан в середине 60-х (книга вышла в сентябре 1965 года) было навалом. Мы это поймем, если