Россия и ее империя. 1450–1801 - Нэнси Шилдс Коллманн

танцам и музыке; встречаясь друг у друга, они обменивались мнениями, танцевали и пели.

В течение XVIII века государство знакомило дворян с новыми идеями, стилями, жизненными укладами, которые те узнавали еще основательнее, получая европейское образование (для выходцев из богатейших семейств – учителя-иностранцы, немцы и французы, и университеты Германии, для менее состоятельных – те преподаватели и школы, которые они могли себе позволить). Дворяне читали запоем произведения на французском, немецком и итальянском языках и их же – в русских переводах, а также зарождавшуюся русскую литературу: стихи, прозу, драмы. Путешествовавшие по Европе дворяне и книготорговцы привозили оттуда книги, расширялось и отечественное книгоиздание. В газетах помещали в основном указы и политические новости. На протяжении XVIII века нерегулярно и небольшим тиражом выходили такие газеты, как «Ведомости», на русском и немецком языках. В них публиковались разнообразные статьи научного, практического и литературного содержания, переводы произведений европейских авторов и материалы зарубежных периодических изданий. Частные типографии не разрешалось заводить до 1783 года, но официальные органы (Академии наук, Московского университета, Синода) способствовали появлению и умножению читающей публики. Тредиаковский, к примеру, занимался для Академии не только исследованиями в области русского языка и стихосложения, но и переводами новейших европейских литературных произведений и исторических трудов. Академия публиковала их наряду с одами и пьесами Ломоносова, Василия Петрова, Державина, Сумарокова, а также научными работами – переводными или созданными членами Академии.

Это была эпоха колоссальных сдвигов в том, что касается литературных жанров, языка и стиля. В России интеллектуальные перемены, занявшие в Европе два столетия, произошли всего за одно, при этом жанры и темы, характерные для европейской литературы XVII и XVIII веков, здесь смешались. «Трансплантация» и усвоение европейской литературы происходили с небывалой интенсивностью. Начиная с 1730-х годов – это продолжалось еще и в XIX веке – русские интеллектуалы сознательно занимались созданием «новой» русской литературы, как отмечают И. Рейфман, Люба Голберт и другие. Ставки были высокими, вопросы – чрезвычайно сложными. Какую форму стихосложения предпочесть? Какой язык выбрать – церковнославянский или русский? Какие термины следует использовать в современных научных, философских и литературных текстах? Нужно ли прибегать к различным языковым регистрам для разных жанров? Насколько далеко следует заходить в подражании классикам при создании стихов, прозы и пьес – часто через посредничество французских или английских авторов? До какой степени, творя в духе европейского Просвещения, можно подвергаться влиянию светского деистского свободомыслия?

Три великих русских писателя середины XVIII века – Василий Тредиаковский (1703–1769), Михаил Ломоносов (1711–1765) и Александр Сумароков (1717–1777) – активно решали эти и другие задачи, связанные с языком, лингвистикой и поэтикой, оставив внушительное наследие писателям начала XIX века, таким как Карамзин и Пушкин, которые также участвовали в создании «новой русской литературы». Ирина Рейфман характеризует этот процесс как формирование мифа о «сотворении», в ходе которого необходимо было найти недвусмысленные ответы и установить канон. Шла горячая полемика, но в конце концов было признано, что эти три автора уступают гигантам XIX века – мнение, которое продержалось большую часть XX столетия. В свое время Ломоносов и его сторонники одержали победу в споре о стихосложении, заняв первенствующее место в литературе: Тредиаковский еще при жизни приобрел репутацию шута, Сумароков также был оттеснен на обочину. Критики XIX века были склонны отвергать все достижения предыдущего столетия, считая тогдашние барочные и классицистические произведения не вполне русскими по форме и языку: в этом отношении все лавры достались романтикам и реалистам – Пушкину и его последователям. Это пренебрежение к авторам XVIII века, пожалуй, даже укрепилось в XX веке – советские исследователи видели в Ломоносове крестьянского самородка и ученого ренессансного типа, преуменьшая значение его литературного творчества.

Авторы современных научных трудов, изучая вопросы складывания мифа и литературных парадигм, отдают должное огромной работе в области языка и литературы, проделанной Тредиаковским, Ломоносовым, Сумароковым и их современниками. Тредиаковский и Ломоносов заложили основы русского стихосложения, а второй, кроме того, составил «Российскую грамматику»; все трое разработали язык, пригодный для создания литературных произведений. Сумароков стал отцом российского театра, написав девять коротких комедий, девять трагедий, четыре оперы и балета, одну религиозную драму, создал особый стиль русской трагедии, в которой подчеркивалась роль православных ценностей перед лицом французского просвещенческого скептицизма. Он также стал издателем одного из первых литературных журналов – «Трудолюбивая пчела» (1759). Ломоносов стал автором множества прославленных стихов, особенно од. Тредиаковский, Сумароков и другие знакомили образованную русскую публику с европейской литературой через свои переводы и адаптации французских, английских, итальянских и немецких романов, исторических трудов, пьес и стихотворений. Особенно широкий диапазон был у Сумарокова (которого Аманда Эвингтон называет «вольтерьянцем»): он публиковал религиозные и светские поэтические произведения и очерки, популяризируя новейшие тенденции в европейской философии и литературе, а также писал драмы на сюжеты из русской истории. Язык этих трех авторов, особенно в поэзии, был сложным, порой трудным для понимания; они стремились вложить национальное содержание в классические жанры, такие как ода. С 1780-х более «легкую» прозу создавал Державин, проложивший дорогу Н. М. Карамзину и Пушкину, чей язык стоял ближе к народному.

В середине века стали издаваться журналы, где печатались произведения литературного и общественного характера; большинство их вскоре закрылось, но готовность издателей к новым попыткам свидетельствует о постоянном интересе публики. В 1759 году начали выходить сумароковская «Трудолюбивая пчела» и «Праздное время, в пользу употребленное» – журнал кадетского корпуса; оба страдали от недостатка читателей и отсутствия каналов распространения. Читатели, способные финансово поддержать издание периодики, появились во второй половине столетия; к этому времени они отдавали предпочтение современной европейской беллетристике и текстам, посвященным воспитанию. Гэри Маркер, исследовавший печатное дело и «интеллектуальную жизнь» в XVIII веке, выяснил, что доля публикаций на религиозные темы неуклонно снижалась (46 % от общего числа в 1725–1755 годах, 20 % в 1756–1775 годах, 17 % в 1787-м), зато становилось все больше беллетристики (16, 17 и 30 % соответственно), сочинений по истории и географии (6, 10 и 14 %) и светских трудов по философии (1, 11 и 16 %).

При Екатерине II само государство создавало условия для расцвета интеллектуальной и литературной жизни, проходившей под знаком Просвещения. Начиная с 1769 года, при открытом содействии императрицы, возрождались и основывались литературные и сатирические журналы. В течение 1770-х годов она и сама писала в них, часто под псевдонимами, ведя споры на темы нравственности и недостатков общества. Екатерина была автором множества произведений, обычно нравоучительных, которым придавалась аллегорическая форма. В «Сказке о царевиче Хлоре» (1781), написанной для внука, мудрая ханша Фелица показывает юному царевичу достоинства, проистекающие от сдерживания страстей и торжества разума; в ряде пьес сатирически обличаются продажные