«Птицы», «Не позже полуночи» и другие истории - Дафна дю Морье

class="p1">— А вы случайно… э-э… не расслышали, что именно он ей говорил?

— Отчего же — расслышал! — не моргнув глазом ответил секретарь. — Он спрашивал, зависит ли она от старого Сэма материально. Весьма примечательно, как вы полагаете?

Полковник Стронг поднялся. Лицо его вспыхнуло от негодования.

— Боже правый! Ведь это значит только одно! Только одно! Похотливый старый сатир! Плетьми бы его отходить!

— Н-да. Я прожил в Молтби тридцать лет, но ничего возмутительнее не слышал, — ужаснулся преподобный Трэверс.

Он так разволновался, что даже позвонил в колокольчик и заказал стюарду еще порцию виски — успокоить нервы.

— Нет, вы только подумайте! — не унимался преподобный. — Человек, которого мы всегда считали почтенным, богобоязненным членом общества, оказался сущим головорезом! Пьет до полусмерти и, по всей видимости, растлевает нашу молтбийскую молодежь. И еще использует для своих аморальных целей старое корыто на берегу! Все это поистине прискорбно.

— Так что же нам предпринять? — спросил секретарь, принюхиваясь любопытным носом….

— Не знаю, что мы можем предпринять, если только не вздуть его, чтоб впредь неповадно было, — мрачно заметил полковник.

— Полагаю, вы не позволите мне взяться за девчонку и вытянуть из нее все подробности? Если нужно, я готов вступить с ней в непосредственный контакт.

Секретарь, пожалуй, слишком поспешил выказать свою полезность.

— Разумеется, не позволим, — с большим достоинством отвечал Трэверс. — Во всяком случае, не теперь. Злосчастная девица, чего доброго, затеет скандал. А нам в Молтби скандалы ни к чему.

— Конечно, конечно… Разумеется, — поспешили согласиться остальные.

— Больше всего на свете, — объявил полковник Стронг, отставной офицер Британской индийской армии, — я ненавижу сплетни и скандалы.

Если бы члены яхт-клуба Молтби потрудились заняться расследованием, они непременно обнаружили бы, что управляющий «Вестерн-банком» с недавних пор приобрел привычку каждый вечер запираться у себя в кабинете и внимательно изучать множество каких-то книг, документов и дел. Поведение его было по меньшей мере подозрительным: он либо увлекся втайне спекуляциями с ценными бумагами, доверенными ему почтенными гражданами Молтби, либо готовился сбежать со всем их достоянием.

Но возможно ли, чтобы Фергюсон, скучнейший человек в Молтби, оказался жуликом, мошенником — короче говоря, отъявленным преступником? По всему выходило, что возможно. Однако если бы вышеупомянутые члены клуба стали невидимками, сумели проникнуть в кабинет управляющего и заглянули бы через его плечо в документы, которые тот читал, они оказались бы окончательно заинтригованы и сбиты с толку. Похоже, Фергюсона интересовало исключительно состояние его собственных финансов, и только затем, чтобы передать владение ими жене и трем дочерям. А ведь несмотря на свои шестьдесят лет, Фергюсон выглядел вполне здоровым и бодрым. Несомненно, ему предстояло прожить еще не один год.

Может статься, он заболел какой-то смертельной болезнью и боялся умереть в любую минуту?.. Нет, загадка оказалась бы явно не по зубам членам клуба. Ведь управляющий банком взялся за устройство не только своих денежных дел. Он занялся и делами некоего Сэма Коллинза, ловца крабов. Да-да, как раз сейчас Фергюсон составил распоряжение, по которому Марта Коллинз, жена вышеупомянутого Сэма Коллинза, а также все прочие, кто находился на его иждивении, должны ежеквартально получать определенную сумму денег.

Ну и ну! Молтби, что за мрачные тайны завелись у твоих жителей? Джентльмены из яхт-клуба, что творится прямо у вас под носом?

Вечером в среду Фергюсон наконец вздохнул с облегчением и, оторвавшись от бумаг, откинулся на спинку кресла. Документы лежали перед ним на столе, аккуратно разложенные и снабженные ярлычками. Работа окончена. Все приведено в порядок. Ничего больше делать не нужно. Он оглядел знакомые стены. Бюро с поднимающейся цилиндрической крышкой, справочники, однотонно-коричневые обои, висящая в углу карта. Странно, что после стольких лет он не чувствовал никакой привязанности к этим вещам. Никаких сожалений.

Фергюсон встал и потянулся. Потом поправил галстук и поглядел на себя в маленькое зеркало на каминной полке.

— Тебе шестьдесят лет, — сказал он себе, — почти шестьдесят один. А что ты затеял? Старый ты олух!

И рассмеялся.

Двадцать минут спустя Фергюсон стоял возле своей яхты на илистой отмели у выхода из бухты. Прошло всего три недели, а яхту было не узнать. Мачта отчищена и отполирована, корпус покрашен, палуба отдраена. Такелаж на месте, грот натянут. Парус, конечно, неказист, цвет его скорее коричневый, местами видны заплатки, но он еще крепок. И внизу, в трюме, все в полном порядке. Подушки в каюте, и настенные часы, и примус. Даже шкафчики в камбузе теперь не пусты. И в кладовке полно посуды. Фергюсон оглядел все закутки яхты. Нет, ничего не забыл.

— Сэм, — позвал он негромко. — Сэм, ты где?

Из-за дверцы рубки показалась знакомая борода.

— Тут я, сэр, — отозвался сиплый голос. — Смотрю, значит, все ли устроено по бристольской моде.

Жена Сэма обреченно вздохнула бы, увидев, как выглядит ее муж. Свитер в пятнах мазута, резиновые сапоги заляпаны грязью и присыпаны угольной пылью. Подозрительного вида старая клеенчатая шляпа сдвинута на затылок. А в углу рта торчит окурок.

— Где же твой воскресный костюм, Сэм? — подмигнул ему Фергюсон.

— Да боже правый! Вот уж нашли что спросить! — Сэм даже в лице переменился. — Я, сударь, загнал его по-тихому в Молтби. А что, не пропадать же добру? Парень, которому я продал, и так взял костюмчик считай что даром.

— Ну и ладно, Сэм. Больше нам с тобой тугих воротничков не носить. Пропади они пропадом, эти костюмы!

Они поднялись на палубу.

— Когда прилив?

— Да через полчаса, я думаю, сэр. А завтра к утру будет еще на два фута повыше.

— Думаешь, поплывет?

— А то! Как миленькая. Нет, с ней хлопот не будет.

— Ну и отлично, Сэм. Полагаю, в таком случае у нас все готово. Завтра буду здесь как штык. Ну что, не жалеешь, а?

Сэм только сплюнул в воду.

— А какую обещают погоду?

— Ветер попутный. Будет сильно задувать юго-восточный, вот увидите. Но она выдержит. Чтобы ее потопить, надо что-нибудь пострашнее, чем летний бриз.

— Надеюсь, ты прав, Сэм.

Фергюсон забрался в лодку Сэма. Буквы на корме яхты были уже не выцветшими, а четкими, они гордо и смело глядели в лицо миру: «Adieu Sagesse»!

Фергюсон и Сэм с улыбкой переглянулись и немного помолчали.

— Ну, до завтра, Сэм!

— До завтра, сэр!

Фергюсон поднимался по крутой лестнице, которая вела к его дому — «Каштанам». Вдали за холмами уже садилось солнце. Темно-оранжевое, грозное. Сгущались серые тучи. У выхода из бухты равномерно шумел прибой.

Дождь, ветер — какая разница? Внизу, прямо под ним, лежал Молтби, уютный и безопасный. Как он ненавидел навеки поселившийся тут дух лицемерия! Чопорные, аккуратные