Возвращение из мрака - Анатолий Афанасьев

– Тебе какая разница, – разозлился старик. – У тебя душа пустая. С Бархашей друг дружку стоите.

Замахнулся и на воющего пса, но тот, знавший нрав хозяина, успел отскочить.

– Если у меня пустая душа, – сказал Саша, – то зачем вообще молиться. На каменистой почве зерно не прорастает.

– Ишь ты, – старик взглянул с любопытством. – Где прочитал про зерно?

– Нигде. Сам придумал.

– Первый уговор: никогда не ври. Ложь – мать всех пороков.

– Я не вру, – сказал Саша, и это было правдой: его родители и все друзья знали, что он не умеет врать. Раньше, когда был маленький, это доставляло ему много хлопот, но потом, повзрослев, он приспособился, нашел выход: когда правда нежелательна, надо просто молчать. Умолчание – лучший способ избежать неприятностей. Оно – золото.

Старик о чем-то задумался ненадолго – и резко поднялся с колен.

– Пойдем, получишь урок на сегодня.

Урок был обыденный: плюс ко вчерашнему невыполненному заданию – уборка дома и чистка кастрюль – приготовить зайца, нарубить дров и сбегать к роднику за чистой водой. Это недалеко, объяснил старик, мили три в гору, тропа сама приведет, да и Бархан покажет. А что же, поинтересовался Саша, ближе разве нет воды? Старик не ответил и заставил его переодеться, дал холщовые штаны, плетеные сандалии и крепкую рубаху с длинными рукавами и с капюшоном, покрытую какими-то застарелыми, ржавыми пятнами. Одежда оказалась мальчику велика, включая сандалии, но старик его утешил, сказав, что со временем он подрастет и все будет впору. Вряд ли Саша догадывался, что в этой рубахе и штанах ему придется ходить долгие, долгие месяцы, но так оно и случится. Он пока еще жил минутой, воспринимал происходящее как затянувшееся приключение, о котором потом можно будет рассказывать в школе (пацаны обалдеют!) – и исподволь уже обдумывал план побега. Запас еды, спички, какое-то оружие вроде ножа – и марш-бросок по горам в одном направлении, вниз, избегая населенных мест; все это казалось нетрудным, осуществимым, хотя визит трех аборигенов внушал некоторые опасения. Они отнеслись к нему с предубеждением, и скорее всего так же отнесутся другие. Это означало, что придется избегать любых встреч. Одна-две ночевки в горах его не пугали. По теории вероятности рано или поздно он наткнется на людей, которые примут его благожелательно. Шпион-федерал! Надо же придумать.

План побега вырисовывался вчерне, в смутном ощущении, дело в том, что всерьез он пока не собирался бежать. Тому было две причины. Первое, безусловно, дедушка Шалай, к которому он испытывал таинственную приязнь и не хотел его огорчать легкомысленным поступком. В дедушке Шалае, в горной сакле, в сказочных видах природы, и в шуршащих в траве змеях, и в рыжем Бархане, и в прозрачном умывальнике-водопаде, и в грозной тишине, – и еще во многом другом, не называемом словами, словно воплотились сумеречные видения, с детства мучившие его по ночам. В свои годы Саша уже сознавал, что судьба никогда не предлагает своим пасынкам что-то такое, что им вовсе не свойственно, отнюдь, она лишь отпускает каждому, что положено, и уж коли он, будто по мановению волшебной палочки, очутился в ином, негаданном измерении, значит, в этом таится сокровенный смысл, который следует разгадать, прежде чем от него уклониться. Иначе не пришлось бы впоследствии презирать самого себя, жалея об упущенных возможностях. И тут еще добавилась горянка Наташа, в чьих глубоких очах он успел прочитать затаенную мольбу о помощи. Пусть внешне это никак не проявилось, напротив, она выказала ему подчеркнутое презрение, но это все, разумеется, женская игра. Ведь женщины по своему особенному душевному устройству меняют маски с такой же легкостью, как мужчины, бахвалясь, произносят бранные слова.

На самом деле ей не хотелось, чтобы ему отрезали уши и превратили в посмешище даже мертвого. Как знать, вдруг они предназначены друг для друга. Хорош он будет, если сбежит от своего счастья.

Он стоял возле скалы, из которой на землю стекала, била, сочилась голубая, пронизанная искрами, почти неразличимая в воздухе струя то ли света, то ли воды, и там, где она скапливалась в каменном резервуаре дымящейся плазмой, пробивались из грунта головки цветов алого, желтого и белого оттенков невероятной насыщенности и чистоты. Достаточно было увидеть это место, чтобы понять, какой бывает первозданная красота, ненарушенная греховным прикосновением человеческой руки. На каменном выступе кто-то поставил глиняный кувшин с отбитыми краями и кособокую кружку. Пока сюда взбирался, Саша взопрел, не три мили, показалось, отмерил, а все десять, потому поскорее зачерпнул ладонями из каменной раковины и жадно напился, студя зубы, даже не ощутив, какова водица на вкус. Бархан наблюдал за ним с завистью.

– Ну что? Тоже хочешь попить? Так чего же медлишь? Пес понял, но что-то мешало ему последовать совету мальчика, зато когда Саша вторично зачерпнул воды, пес подошел и чинно слизнул ледяную влагу с ладоней. В знак благодарности помотал хвостом. С первой минуты знакомства он вел себя с изысканной учтивостью, но насчет его скорой дружбы Саша не заблуждался. Бархан отправился с ним после строгого наказа старика приглядывать за мальчиком. Так и сказал: гляди, псина, Камил еще несмышленыш, коли придет ему в башку дурь, тащи обратно силком. И ведь угадал старый. Брезжила у Саши смутная мысль обогнуть скалы и спуститься вниз, чтобы разыскать поселение, откуда явилась накануне бедовая троица. Глупость, конечно, но заманчивая. Хоть одним глазком поглядеть на прекрасную горянку.

Отдышавшись, наполнил водой два кожаных бурдюка, в каждый вмещалось по полтора-два ведра, приладил смоляные затычки и, когда перекинул оба, связанные веревкой, через плечо – один на пузе, другой на спине, – аж покачнулся, тяжестью пригнуло к земле. Теперь пес поглядел на него с сочувствием, а Саша вниз – с опаской. Тропа терялась в зарослях узкой темной лентой с осклизлыми краями. По ней без груза спускаться – и то есть риск обрушиться в пропасть. Он это понял, когда поднимался, цепляясь за кусты, испытывая временами сильное головокружение. Наверное, урок был не в том, чтобы принести воды, а в том, чтобы не разбиться.

– Ничего не поделаешь, – сказал псу. – Если дедушка справляется, то и мы сможем. Как думаешь?

Бархан озадаченно, тоненько тявкнул, дескать, чего тут думать, все равно выбора нет.

Саша бодрился напрасно, не представляя до конца, какое испытание его ждет. Головокружительный спуск оказался длиннее, чем вся его предыдущая жизнь. Он передвигался кое-где ползком, кое-где на четвереньках, но вскоре пришел к мысли, что коварный старик, к которому он по глупости душевно потянулся, решил расправиться с ним вот таким оригинальным способом, послав с бурдюками к источнику якобы за водой. Зачем это понадобилось Шалаю, другой вопрос, на который у мальчика не было ответа. Кто поймет загадочную душу сурового горца?

Долгие, сумеречные, наполненные дрожью часы смерть ползла рядом с ним по склону, но рыжий пес, надо отдать ему должное, делал все, чтобы отодвинуть ее щипок. Саша был ему признателен. В нужный момент он подскакивал и подставлял могучую рыжую тушу, заслоняя от края, а однажды, когда мальчик, не удержавшись, увлекаемый тяжестью бурдюков заскользил по траве и уже заглянул в бездну, которую предстояло пролететь, прежде чем шмякнуться о далекие, блестящие скалы, пес ухватил его зубами за рубаху и, скребя когтистыми лапами, вытянул на ровную площадку. Саша лежал на прокаленном песке без сил, без каких-нибудь желаний, но и в эту скверную минуту он даже не подумал о том, чтобы скинуть с себя проклятый груз и явиться к старику налегке, признав свой позор и малодушие. Точнее, мысль все же мелькнула розовым хвостиком, но он предпочел бы сдохнуть, чем поддаться ей. Он сказал Бархану: