Слепой. Я не сдамся без боя! - Андрей Воронин

В самом деле, на успех Мамед мог бы рассчитывать, только обратившись за помощью в ФСБ. Но связываться с федералами этот гордец не захотел, хотя как раз они-то, наверное, приняли бы предложенный им план с восторгом. Но он их, видите ли, не уважает; он им, видите ли, не верит; он, видите ли, считает, что федералам наплевать и на Залину, и на него, и на всех вокруг, и что ради достижения своих целей они с легким сердцем пожертвуют всем населением Махачкалы, не говоря уже о Балахани, лишь бы в их драгоценной Москве людям жилось тихо, спокойно и еще более богато, чем сейчас… Э! Мамед, конечно, кругом прав, но дела это не меняет: помочь ему расквитаться с убийцами Марьям могут только федералы. Обеспечить ему после этого личную безопасность не смог бы, наверное, даже всемогущий Аллах, но кто думает о своей шкуре, когда речь заходит о мести?

Параллельно Рамзан продолжал размышлять о странном сигнале, поступившем в Кировский РОВД в день, когда исчезла Марьям. Его дядю, Расула Якубова, тогда вместе с сыновьями взяли из его городского дома и доставили в отделение, обвиняя в пособничестве террористам. Его тезка и хороший приятель, отец Марьям Расул Джафаров в тот день гостил у него, и именно его звонок заставил Патимат и Марьям приехать из Балахани сюда, в Махачкалу. Как Рамзан и говорил Мамеду, от того, был сигнал на самом деле или нет, картина менялась очень мало. Такой сигнал в любое время может поступить на любого жителя горного селения. К тебе в дом приходит знакомый; ты можешь знать, что он явился из «леса», а можешь и не знать, но это ничего не значит — ни для тебя, ни для федералов: древний закон гостеприимства велит тебе усадить гостя за стол и напоить чаем, а закон Российской Федерации трактует этот поступок как прямое пособничество террористам — как минимум, укрывательство… Рамзану, как и большинству тех, кого он знал, случалось поступать подобным образом, но он (как и упомянутое большинство) продолжал оставаться на свободе и даже служить в милиции. Стучать на соседей — не лучший способ заработать уважение людей и сохранить здоровье; тот, кто на это отважился, должен иметь веские причины и вполне конкретную цель. Дискредитировать уважаемого человека, главу администрации Балахани доносом, который уже через пару часов официально признали ложным, заведомо невозможно, и вряд ли главной мишенью доносчика был дядя Расул. Неужели это действительно был способ выманить из дома Патимат и Марьям?

— Я слышал, те взрывы в Москве устроил какой-то Саламбек Юнусов, — сказал старший сержант Зарипов, скрипя старыми пружинами сиденья в безуспешных попытках пристроить поудобнее свой костлявый зад. — Поговаривают, будто он воевал с самим Хаттабом, а потом организовал целую сеть вербовки и подготовки шахидов. Вот кто нужен твоему земляку, Рамзан!

— А я слышал, что все, кто воевал вместе с Хаттабом, сегодня находятся там же, где и он, — сдержанно возразил Рамзан, слегка недолюбливавший Зарипова за чересчур длинный, прямо как у невезучей Загидат, язык и перенятую неизвестно у кого манеру постоянно жаловаться на жизнь. — И еще я слышал, будто в Москве по телевидению выступил Черный Волк — Бакаев, который взял на себя ответственность за эти взрывы. По-моему, и то, и другое — вранье. Федералы уничтожили Черного Волка почти три года назад. Даже если произошло чудо и он остался жив, вряд ли у него хватило бы пороху объявиться в Москве и прямо заявить о своем возвращении. С его известностью такая выходка — прямая дорога на тот свет. И на этот раз без обратного билета…

— Правильно! — поддержал его сидевший рядом с Зариповым Магомед Юсуфов, самый младший из их компании как по возрасту, так и по званию. — И этот Саламбек того же поля ягода. Все про него говорят, и никто не знает, кто он такой и откуда. Говорят, вся его родня погибла во время бомбежки еще в Первую Чеченскую. Э! Он что, всех нарочно собрал, посадил в доме, а сам прыгал вокруг и кричал русским летчикам: сюда, сюда бомби, вот на эту крышу, пожалуйста, сделай одолжение!

— Думай, что говоришь, — одернул его четвертый член экипажа, старшина Умаров, на правах старшего по званию занимавший «хозяйское» место справа от водителя.

— Я и думаю! — упрямился младший сержант. — У тебя сколько родни — пятьдесят человек, сто? Видишь, так, сразу, и не сосчитаешь. И я не сосчитаю. А добавь сюда соседей, знакомых — что получится? Правильно, половина Дагестана! Как может быть, чтобы всех одной бомбой накрыло, и не тут, в Дагестане, а в Чечне? Почему никто не помнит Саламбека Юнусова, не может сказать, что он за человек? Где он вырос — в подвале? В лесу? На вершине горы? Кто его видел — Хаттаб? Очень удобно ссылаться на человека, который уже не может ни подтвердить твои слова, ни опровергнуть!

— А кто, по-твоему, устроил эти взрывы — снежный человек? — лениво поинтересовался старшина Умаров.

— По-моему, это сделали сами русские, — заявил в пылу спора забывший об осторожности Юсуфов. — Федералы. Так же, как американцы, скорее всего, сами протаранили самолетами свои небоскребы, чтобы напасть на Афганистан. Они просто хотят снова ввести сюда войска…

— Вот теперь ты точно не думаешь, что говоришь, дорогой, — вполголоса заметил Рамзан Якубов. Подобные мысли не раз приходили ему в голову, но он остерегался их озвучивать, помня наставления отца и дяди Расула, не устававших повторять, что уши есть даже у стен. Особенно часто они напоминали об этом Рамзану с тех пор, как он оставил большой спорт и устроился в милицию. — Вообще, это не нашего с тобой ума дело. Об этом пусть думают генералы, а наша работа — следить за порядком.

На противоположной стороне улицы остановилась пыльная зеленая «ГАЗель», за облепленным разбившейся мошкарой ветровым стеклом которой белела обтерханная, намалеванная от руки табличка с указанием населенных пунктов, через которые пролегал маршрут. Боковая дверь, рокоча, отъехала в сторону, а потом с лязгом захлопнулась, как крышка жестяного гроба. Маршрутка выплюнула из выхлопной трубы облако дыма и укатила, заметно кренясь на правый борт. На газоне остались двое: одетый с провинциальным щегольством молодой человек и юная девушка в длинной юбке и хиджабе. Мамед Джабраилов огляделся и, отыскав взглядом знакомый «уазик», на мгновение задержал на нем обманчиво равнодушный взгляд.

— Вон они, — сказал Рамзан Якубов и повернул ключ зажигания.

Стартер заквохтал, с натугой проворачивая тяжелый вал, и умолк, спасовав перед явно непосильной задачей.

— Э! — воскликнул Рамзан, ударив ладонью по облупленной баранке. — Что делаешь?! Только не сейчас, слушай! Заводись, пожалуйста, прошу тебя, как человека!

Вопреки обыкновению, пожилой отечественный внедорожник внял увещеваниям водителя. Повторный поворот ключа заставил мотор натужно взреветь, наполнив машину неровной вибрацией; Рамзан ослабил давление на педаль, обороты упали, и движок затарахтел ровнее и тише.

— Полтора часа, — не оборачиваясь, с просительной интонацией обратился Рамзан к коллегам. — Самое большее, два. Сейчас они немного погуляют по центру и поедут назад, в Балахани. Тогда я развезу вас по домам…

— До следующего раза, — хмыкнул старшина Умаров. — Паренек выглядит упрямым, он так просто не сдастся.