Пятнадцать часов - Митчел Сканлон

«Я трус! — думал он. — Я уже сейчас боюсь, а выдержат ли мои нервы, когда нужно будет исполнить долг? А если нет? Буду ли я сражаться, когда враг начнет атаку? А если сломаюсь и побегу?..» Однако, какими бы мучительными ни были вопросы, теснящиеся у него в голове, ответов на них он найти не мог.

Хуже всего было ожидание. Уже у бруствера, стоя на насыпной ступени, Ларн вдруг осознал, что с тех пор, как сбили десантный модуль, его невосприимчивость к страху легко объяснялась тем, с какой захватывающей дух быстротой разворачивались события, в которых он участвовал. Теперь же, в этом затишье перед надвигающимся сражением, спрятаться от собственных страхов было некуда. Он вдруг почти физически ощутил, что совсем один… Что родной дом далеко… Что нет ничего ужаснее, чем умереть вот так, в незнакомом мире, под чужим небом, при свете далекой холодной звезды.

— Проверь свое оружие, — сказал ему Видмир, когда увидел, что на той стороне нейтральной полосы собирается все больше гретчинов. — Вот оно… сейчас начнется. Похоже, они наконец устали ждать.

— Мы не будем открывать огонь, пока они дальше трехсот метров, — сказал Ларну Репзик. — Вон, видишь тот плоский темно-серый валун? Это ориентир. Подождем, пока кто-нибудь из орков или гретчей достигнет его, и только тогда начнем стрелять.

Однако, видя, как Ларн растерянно вглядывается в нейтральную полосу, тщетно стараясь понять, какой из тысяч темно-серых валунов является ориентиром, Репзик в отчаянии лишь раздраженно выдохнул:

— Ладно, салажонок, не важно! Начнешь стрелять тогда же, когда и мы. Будешь следовать нашим приказам. Делай то, что мы скажем, когда скажем, и не задавай лишних вопросов. Поверь, это единственно возможный для тебя способ пережить здесь свои первые пятнадцать часов.

Тем временем группа гретчинов на нейтральной полосе увеличилась настолько, что превратилась в орду, насчитывающую несколько тысяч. Все они, казалось, были чем-то возбуждены и переругивались друг с другом на своем непонятном наречии, тогда как наиболее смелые и отчаянные из них нахраписто проталкивались вперед, словно в предвкушении того, что должно было вот-вот начаться и чего они так долго ждали, простаивая в задних рядах. Но вот ожидание наконец закончилось, и Ларн впервые в своей жизни услышал гул тысяч вражеских голосов, слившихся в один ужасающий боевой клич.

— Вааааааагххх!

Беспорядочно стреляя в воздух из своих ружей, гретчины единой неудержимой ордой двинулись на них! Какой бы трепет ни испытывал Ларн при виде этих тварей прежде, тот ужас, который он ощутил сейчас, когда в его поле зрения попали те, кто за ними следовал, не шел ни в какое сравнение. Он увидел, как за наступающими гретчинами тут же появилось несметное количество куда более крупных зеленокожих, которые, присоединяясь к атаке, теперь грозно возвышались за их спинами. Все эти, до безобразия обросшие мышцами, широкоплечие монстры — каждый не менее двух метров ростом — полными ярости, дикими выкриками поддерживали боевой клич своих меньших собратьев.

— Ваааааааагхх!

«Император всемилостивый! — подумал Ларн, почти вне себя от ужаса. — Должно быть, это орки. Их так много и все они такие огромные!»

— Восемьсот метров… — отчетливо произнес Видмир, глядя на противника сквозь оптический прицел, примотанный к его лазгану сбоку, и его спокойный голос был едва слышен из-за гвалта зеленокожих, которые подходили все ближе и ближе. — Будь хладнокровен, держи себя в руках… Не вздумай стрелять, пока они не войдут в убойную зону.

— Не стреляй, пока не разглядишь у них в глазах красный огонек! — мрачно пошутил Келл, но если в той ситуации и был юмор, Ларн вряд ли был способен его сейчас оценить.

— Шестьсот метров… — провозгласил Видмир, ни на кого не обращая внимания.

— И не забудь, салажонок, целиться надо выше, — сказал Репзик. — Не думай о гретчинах: они не опасны. Орки — вот в кого тебе надо попасть! Начнем мы одиночными выстрелами, затем продолжим залповым огнем… Э, салажонок! А не хочешь ли ты снять свой лазган с предохранителя? Знаешь, так легче будет орка подстрелить!

Поняв, что варданец прав, Ларн в смущении нащупал рукой на лазгане регулятор стрельбы и перевел его с положения «предохранение» в положение «одиночный выстрел». Затем, вспомнив свои учения и слова из «Памятки имперского пехотинца для поднятия боевого духа», он тихо по памяти прошептал литанию о лазгане:

— Несущее смерть, скажи свое имя,

Ибо в тебе моя жизнь и смерть моего врага!

— Четыреста метров… — громко сказал Видмир. — Приготовиться открыть огонь!

Зеленокожие приближались. Вглядываясь поверх шеренг стремительно несущихся к ним гретчинов, Ларн теперь все яснее видел орков. Уже вполне было можно рассмотреть их низкие, скошенные лбы и злобные глаза, в то время как оскал тысяч выступающих челюстей и ртов, полных ужасных клыков, казалось, был направлен прямо на него и излучал дикую злобу и ненависть. С каждой секундой орки были все ближе. Видя, как их атака накатывает на линии траншей, Ларн вдруг почувствовал в себе почти непреодолимое желание повернуться и побежать. Хотелось куда-то спрятаться. Бежать без оглядки, пока хватит сил. Однако что-то внутри его, какой-то таинственный, прежде неизвестный ему самому источник внутренней силы остановил этот его порыв. Вопреки всем своим страхам, сухости в горле, предательской дрожи в руках, которую, он надеялся, никто не заметил, — всему этому вопреки он решил стоять до конца.

— Триста пятьдесят метров! — прокричал Видмир, в то время как Ларн уже слышал где-то далеко позади хлопки минометов. — Триста метров! По моей команде… Огонь!

В ту же секунду каждый из стоящих на огневой позиции гвардейцев выпустил по сверкающей лазерной трассе, которые, вылетев в направлении орков, с шипением прожгли холодный воздух. Вместе с этим пустошь внезапно накрыл вихрь воздушных разрывов, когда десятки мин и гранат взрывались, так и не долетев до земли, проливая на окрестности смертоносный ливень шрапнели. Затем пришел черед ослепительным вспышкам выпущенных из лазпушки лучей, трескотне автоматических пушек и световым следам летящих к своим целям осколочных ракет. Испепеляющий шквал огня, врезаясь в ряды орков, наносил им заметный урон. И когда стоящие рядом с ним в окопе варданцы без устали нажимали на спусковые крючки своих лазганов, все больше и больше отправляя визжащих зеленокожих в их ксеносову преисподнюю, Ларн делал это вместе со всеми.

Как и все остальные, не зная пощады, он стрелял без остановки. Снова и снова спуская курок, он чувствовал, как его страхи с каждым выстрелом притуплялись, а на место ужасов, прежде осаждавших его сознание, пришло исступление, которое разгоралось все сильнее при виде мучительно умирающих зеленокожих. Впервые за всю свою пока недолгую жизнь Ларн узнал дикую радость убийства. Впервые, наблюдая, как раненые орки падают наземь и тут же попадают под жесткие подошвы сапог своих собратьев, он узнал цену ненависти. Видя, как умирают его враги, он не чувствовал ни скорби, ни сочувствия, ни сожалений об их гибели. Для него все они были ксеносы. Чужие. Нечистые. Они были монстры — все без исключения.