Работа над ошибками - Юрий Поляков

Потом мы собрались в кабинете директора и терпеливо ждали, пока Стась договорится о встрече со своими кредиторами – он изнурительно выплачивал долги за садовый домик. Внеклассный организатор Евдокия Матвеевна ёрзала на стуле, заглядывала в сумочку и мысленно распределяла семейный бюджет. Председатель месткома Борис Евсеевич рассеянно похлопывал себя по боковому карману, предвкушая встречу с «деточкой». Секретарь партийного бюро Клара Ивановна презрительно поглядывала на наши финансово озабоченные лица, но сама наверняка прикидывала, сколько можно потратить в «Академкниге», а сколько оставить на неприхотливую бессемейную жизнь. Я почему-то страшно переживал, что вопреки унизительным просьбам получил жалованье засаленными трёшками и рублями. И только шеф-координатор Лёша Ивченко смотрел на нас ясными глазами, не замутнёнными мелочными подсчётами.

Наконец Станислав Юрьевич положил трубку, преобразился и возвестил:

– Товарищи, все вы знаете о безобразном случае, который произошёл сегодня в девятом классе. Лебедева я защищать не собираюсь: он взрослый человек, учитель и обязан держать себя в руках…

– А не распускать руки-то! – вставила Гиря.

– Попрошу не перебивать, – нахмурился Фоменко. – В настоящее время, чтоб вы знали, Максим Эдуардович взял бюллетень. Когда выздоровеет, мы с ним разберёмся самым серьёзным образом.

– Что с ним случилось? – холодно осведомилась Клара Ивановна.

– Адреналиновый криз, – не моргнув глазом, ответил Стась. – Но меня сейчас больше волнует состояние учебно-воспитательной работы в девятом классе. Вы помните, что в начале года в него влилось много детей из других школ, ученического коллектива как такового не было. Но ушедшая от нас в декрет Зинаида Геннадиевна последнее время больше думала о своём собственном потомстве, нежели о подрастающем поколении в целом…

– Она о нем всегда мало думала! – сообщила Гиря.

– Попрошу без комментариев! – одёрнул Стась, покосившись на Ивченко. – Так вот… Во втором полугодии мы оказались в сложном положении и попросили Андрея Михайловича нас выручить…

– Простите, «мы» – это кто? – спокойно спросила Опрятина.

– Мы – это я! – твёрдо ответил Фоменко и продолжал: – Понятно, за три месяца Петрушов не мог исправить положение, а мы с вами, педагогический коллектив, партийная и комсомольская организации, должной поддержки ему не оказали. В результате мы имеем то, что имеем! Теперь о Кирибееве: парень он сложный, семья воспитания не обеспечивает, по его поводу мы несколько раз объяснялись с инспекцией по делам несовершеннолетних. Думаю, с ним нужно решать раз и навсегда. Все, что могу сказать…

Стась поправил страничку настольного календаря и сел.

– Гнать его в шею! – энергично предложила Евдокия Матвеевна. – Он весь класс мутит!

– Исключить ученика посложнее, чем снять с работы учителя! – задумчиво проговорил Котик.

– Думаю, мы сможем от него избавиться, – успокоил Стась.

– А по-моему, товарищи, – Клара Ивановна выпрямилась и обвела взглядом собравшихся, – мы с вами говорим не о том. Если бы в нашей школе учитель был поставлен на должную высоту, мы не разбирали бы сегодня этот чудовищный случай.

– Клара Ивановна недостаточно точно процитировала Владимира Ильича Ленина, – мягко возразил Борис Евсеевич. – А он говорил: чтобы подготовить учителя к его высокому званию, главное – поднять его материальное положение!

– Товарищ Котик, – с настораживающей любезностью ответила Опрятина, – не нужно жонглировать обрывками великих мыслей, тем более в присутствии учеников. Цитирую специально для вас и полностью: «Народный учитель должен у нас быть поставлен на такую высоту, на которой он никогда не стоял и не стоит и не может стоять в буржуазном обществе. Это – истина, не требующая доказательств. К этому положению дел мы должны идти систематической, неуклонной, настойчивой работой и над его духовным подъёмом, и над всесторонней подготовкой к его действительно высокому званию и, главное, главное и главное – над поднятием его материального положения». – Клара Ивановна перевела дух, потом подумала и добавила: – «Странички из дневника», том 33, страница 424…

– Какое издание? – совершенно серьёзно уточнил Борис Евсеевич.

– Четвёртое.

– Сдаюсь.

– Так вот, – резко продолжала Опрятина, – этой «систематической, неуклонной, настойчивой работы» у нас в школе нет!

– Я же сказал, Лебедева мы строго накажем! – раздражённо объяснил Стась.

– Избавиться от одного, наказать другого – это ещё не решение вопроса! – не согласилась Клара Ивановна.

– Усвоил! – примирительно ответил Фоменко. – Теперь послушаем товарища Ивченко.

Шеф-координатор, беспокойно следивший за спором учителей, вздрогнул:

– Мы в классе посоветовались… – запинаясь, начал он. – Кирибеев не хотел… Он хотел только вырвать руку. Мы перевоспитаем…

– Сначала сами воспитывайтесь-то! – крикнула Гиря.

Ивченко окончательно растерялся, поглядел на меня и сел.

– А сейчас послушаем классного руководителя, – словно усталый конферансье, объявил Стась и грустно кивнул в мою сторону…

Я встал, промямлил что-то о роковых жизненных ситуациях, а потом стал делать недопустимое – оправдываться… Потом снова спорили, Стась закурил, открыли окно – и шум словопрений смешался с треском бульдозеров. Как и следовало ожидать, коллективный разум к конкретному выводу не пришёл. Фоменко пообещал посоветоваться в роно, а Клара Ивановна усмехнулась и переложила кружевной платочек в другой рукав.

– К Кирибееву? – спросил меня Борис Евсеевич, когда мы выходили из кабинета. – На обратном пути загляните ко мне домой. Обсудим!

Он достал виртуозно сложенный из обыкновенного тетрадного листка пистолетик и написал на нем адрес.

– Откуда это у вас? – полюбопытствовал я.

– Пятый класс мастерит. Умельцы…

Квартира Кирибеевых выглядела именно так, как и положено выглядеть жилью человека, серьёзно и давно пьющего. В маленькой прихожей на круглых, сшитых из разноцветных лоскутков половиках валялась стоптанная, чинёная обувь, и только пара белых лицензионных кроссовок выделялась, точно богатые европейцы, затесавшиеся в негритянское гетто. На кухне вибрировал старый, круглобокий, весь в чёрных пятнах отлетевшей эмали холодильник. В одной комнате стояла чуть отодвинутая от стены полутораспальная кровать, а рядом – самодельный двухламповый торшер со столиком в форме палитры. Стулья подобрались разномастные, а в серванте скопились разнокалиберные чашки, стаканы и даже две обыкновенные пивные кружки – большая и маленькая. И только огромный куб цветного телевизора намекал на те времена, когда хозяин ненадолго завязывал с пьянкой.

На двери, ведущей во вторую комнату, висела цветная фотография, изображающая леденящий момент: один лоснящийся от пота боксёр-профессионал сносит челюсть сопернику. В дверь был врезан английский замок. Мать Кирибеева, худая женщина с длинным, покрасневшим, как от насморка, носом, сняла со стула разбитый, обмотанный скотчем телефон и предложила мне сесть.