В дерзновенном полете - Святослав Филиппович Виноградов

class="p1">Самолет был готов уже через неделю, поставлен на поплавки. Полностью загрузив его, Борис сделал несколько пробных вылетов.

«Красин» вернулся в Кингсбей 2 сентября.

На маленькой шлюпке Чухновский, Алексеев и Кабанов поспешили к ледоколу. От волнения и нетерпения весла бьют невпопад. На судне спускают парадный трап и подхватывают на руки всю троицу, как только она оказывается на борту.

Через несколько часов руководящая тройка экспедиции впервые после долгого перерыва собралась в полном составе вместе с капитаном ледокола и синоптиком. Разговор шел о следующем этапе поисков. Прежде всего, как быть с самолетом? Предполагалось принять «красного медведя» на борт и отправиться на север. У Чухновского — другая точка зрения:

— Погрузка займет много времени: самолет надо разбирать, а потом выгружать и собирать. Лучше сделать так: «Красину» идти немедля к Семи Островам, найти там подходящее место для авиабазы, а мы сразу туда перелетим.

— Может случиться, что новая база будет слишком далеко от Кингсбея, — сомневается осмотрительный Орас.

— Дальности нашего «медведя» хватит, куда бы вы ни забрались.

— Но, Борис Григорьевич, — вставляет синоптик Березкин, — вы же знаете, сейчас часты туманы.

— Окно выберем, да и над туманом можно пройти, приходилось. А вам надо спешить, друзья. Уже сентябрь. Осталось каких-нибудь две-три недели, иначе застрянем на зимовку.

— Смотрите, Борис Григорьевич, смотрите, — размышляет Самойлович.

Положение действительно таково, что теперь каждый день на вес золота.

— С «медведем» нас останется четверо — Страубе, Алексеев, Шелагин и я…

— Не мало ли? А если, не дай бог, какая-нибудь неприятность?

— Аппарат выверен. Разлука предстоит недолгая. Но в машину нужно взять максимум горючего, продовольствие и теплое снаряжение.

Вечером 3 сентября «Красин» уходил опять. Так не хотелось на этот раз расставаться! И Страубе, и Шелагин, и Алексеев тянули с отъездом на берег, сколько могли. Да и Чухновский, поминутно посматривая на часы, говорил:

— Ладно, еще полчасика. Тридцать минут — это ведь не время.

Летчиков накормили ужином, подняли прощальную рюмку коньяка. В седьмом часу вечера шлюпка отвезла их на берег.

Четыре темные фигуры маячили на берегу, пока «Красин» выбирал якоря и медленно отходил. Взрывом световой шашки они попрощались с экипажем теплохода.

Как ни спешили чухновцы соединиться со своим судном, им в Кингсбее пришлось протомиться еще целую неделю. Не заладилась погода. «Красин» быстро добрался до Семи Островов и бросил якорь в одном из заливов. Тут-то и началась невеселая арктическая игра. В районе судна погода нормальная — в Кингсбее никуда не годится, никак нельзя взлететь в густом тумане или по сильной волне. Или все наоборот.

Ню-Олесунн пустел и пустел. Все иностранные самолеты покинули Кингсбей. Это дало Джонни лишний повод произнести свою неизменную сентенцию насчет зарубежных пилотов. Направилась в Италию «Читта ди Милано». Итальянское правительство распорядилось дальнейшие поиски прекратить, решив, что группа Алессандрини погибла. У берегов Северной Норвегии выловили поплавок, несомненно принадлежавший самолету Амундсена. Норвежцы тоже свернули свои спасательные операции. За 80-й параллелью «Красин» остался один. «Красный медведь» тоже оказался последним самолетом в этих широтах.

Но советские полярники решили до конца выполнить свой долг человечности — искать Алессандрини, пока корабль может преодолевать льды, а самолет летать. Нельзя, основываясь на одних только предположениях, прекращать поиски, пока не обследованы все районы, где могли оказаться люди с дирижабля.

— Если есть хоть один шанс из ста на то, чтобы отыскать или оказать помощь этим людям, — не раз говаривал Самойлович, — мы должны снова идти на север.

Ни 4, ни 5 сентября, ни в последующие дни «медведь» подняться в воздух не мог. Всего 300 километров с небольшим разделяло два экипажа. Но для Арктики этого более чем достаточно, чтобы погода резко различалась в двух конечных пунктах трассы.

9 сентября Чухновский сказал своей истомившейся команде:

— Или мы завтра летим, или будем радировать Самойловичу, чтобы «Красин» шел без нас. Дальше держать ледокол мы не имеем права.

На другой день, около 11 часов, «медведь» легко взлетел. Чухновский сделал прощальный круг над бухтой, название которой несколько месяцев не сходило со страниц всех газет мира, над Ню-Олесунном, над копями, надеясь в душе, что прощается с этими местами навсегда. Самолет пошел вдоль западного берега Шпицбергена. И хотя слева, в какой-нибудь сотне-другой метров, сплошной стеной стоял туман, настроение у всех было безоблачным. От острова Амстердам круто повернули на восток, идя по самой северной кромке архипелага. Видимость вообще стала превосходной. И через каких-нибудь два часа вдали появились знакомые очертания ледокола. Самолет лихо опустился на воду, подрулил к берегу и развернулся для взлета. У ребят вообще была мысль не садиться, а с ходу пойти в глубокую разведку. Но здорово замерзли. Ноги едва не оледенели. Кое-как отогрелись чаем в кают-компании.

Пошли в разведку на следующий день. В машину сел и Орас, чтобы посмотреть льды. В воздухе пробыли чуть больше часа. Сильнейший встречный ветер заставил вернуться. И вовремя. Летчики едва укрепили самолет на плаву у берега и поднялись на судно, как восточный ветер стал ураганным. По предположениям Березкина, надолго. Похоже, время для полетов в этом районе Арктики миновало.

Никак не хотелось Чухновскому примириться с этой мыслью. И не только ему. Всей летной группе, Самойловичу, Орасу. Не раз еще Борис пытался взлететь. Но сильный встречный ветер резко снижал скорость — почти в два раза, расход горючего неимоверно возрастал, дальняя разведка становилась невозможной. А ведь именно в ней состоял смысл полетов.

С тяжелым сердцем руководящая тройка решила полеты прекратить, самолет разобрать и погрузить на судно, а все дальнейшие поиски вести только ледоколом.

Поднять самолет на «Красин» и закрепить на его постоянном месте между трубами — эта операция отняла пять суток, 120 часов непрерывного аврала.

Поднимать нужно по настилу. Но бревна настила не упрешь в море. Плот? Его необходимо жестко сцепить с ледоколом. Пришлось немало помудрить, пока удалось расчалить плот связками с кормы и носа судна. Волна и ветер не однажды разносили все, что удавалось сделать с таким трудом. Едва смогли поднять неимоверно парусившие крылья. Только 15 сентября, воспользовавшись некоторым затишьем, самолет завели на палубу усилиями лебедок и многих десятков пар натруженных рук. Но часть помоста и плота разобрать и поднять не успели — нагрянувший шквал унес их остатки. Благо, что в них больше не нуждались.

Ледокол двинулся в последний поход того года. Поиск велся по определенному плану. Анализ линии дрейфа льдины с «красной палаткой» давал возможность составить более или менее близкую к действительности схему дрейфа остатков дирижабля с группой Алессандрини.

Милю за милей прочесывал «Красин»