Царь Итаки - Глин Айлиф

Она оказалась невысокого роста, как и он, с таким же непримечательным лицом, хотя нос был меньше, а губы — более пухлыми. Длинные черные волосы спадали по плечам, почти прикрывая грудь. В ней было столько женственности и властности, что девушка сразу же привлекала к себе внимание. Вероятно, ей уже исполнилось тринадцать, а то и четырнадцать лет, и Эперит согласился с Одиссеем, что она больше не ребенок. Вспомнив о данном обязательстве, он опустил глаза и уставился на мокрый песок, на котором валялось много ракушек.

— Привет, сестра, — поздоровался Одиссей с точно такой же холодностью.

Затем, после довольно долгой паузы, он подхватил ее огромными ручищами и посадил себе на плечи. Она закрыла ему глаза руками и истерично смеялась, пока он бегал по пляжу, словно конь с наездницей, то и дело подворачивая ноги и выставив руки перед собой.

— Ты можешь быть Орионом, а я — Кедалионом, направляющим слепца, — закричала она.

— Тогда веди меня к встающему солнцу, Кедалион, — ответил Одиссей.

Остальные молодые люди тут же встали полукругом на берегу, отойдя подальше от неуверенно двигающихся «коня» и «наездницы» у края воды. Эвмай, Галитерс и Эперит стояли рядом и наблюдали за тем, как Ктимена направляет брата, который пытается добраться до ее товарищей на берегу. Усилия не принесли результата, хотя их моряки и стояли неподвижно. Но Одиссей настойчиво продолжал игру, не показывая признаков усталости. Постепенно они подобралась поближе к маленькой группе у края воды, и Эперит заметил, что Ктимена частенько на него поглядывает. Затем она внезапно велела брату повернуть направо и идти прямо. Мгновение спустя его огромные руки опустились на плечи Эперита.

— Ты нашел солнце, Орион, — объявила Ктимена и убрала руки с глаз брата. Одиссей заморгал, увидел Эперита и улыбнулся.

— По правилам игры теперь твой черед быть Орионом, — сказал он. — Но моя сестра теперь не такая легкая, как была раньше, и я сомневаюсь, что это будет самой подходящей формой приветствия.

Ктимена бесстыдно смотрела сверху вниз на Эперита.

— Кто это? — спросила она.

— Эперит из Алибаса, — ответил Одиссей, который не видел взгляда сестры. — Он совсем недавно убил пятерых в одно утро, поэтому будь осторожна и не зли его.

— Пятерых! — произнесла она воркующим голосом с внезапно возникшим интересом, потом спустилась с плеч брата и взяла Эперита под руку. — Правда? Пятерых?

— Да, — ответил он, напрягаясь от ощущения ее теплой плоти, прижимавшейся к его телу.

Эперит не привык к вниманию женщин и не знал, как реагировать на не совсем умелый флирт Ктимены, особенно — в присутствии Одиссея. Ктимена была привлекательной девушкой, этого не отнимешь. От мягкой кожи пахло цветами, вообще вокруг нее витал цветочный аромат, словно окутывая ее. Но юноша помнил свое недавнее намерение оставаться в исключительно официальных отношениях с девушкой.

К этому времени остальные участники отряда тоже ступили на берег и были готовы отправиться во дворец.

— Ктимена! — позвал Эвмай, которому было забавно наблюдать за мнениями Эперита.

— Что? — ответила она, отводя взгляд от юноши, который нервно поглядывал на нее. Она хитро ему улыбнулась.

— Не ты ли говорила, что царь хочет видеть Одиссея?

— Правда? Хочет? Да! Одиссей, отец хотел, чтобы ты сразу же отправился к нему после того, как сойдешь на берег. Он собирает герусию и хочет, чтобы вы с Галитерсом присутствовали. Думаю, что прямо сейчас…

Одиссей забрал у Антифия мешок и перекинул через плечо. Внезапно он сильно напрягся.

— Вам придется пировать без меня, — крикнул он подчиненным, жестом призывая последних на берег. — Ментор, не напивайся слишком сильно. Пошли, Галитерс, нас ждут в другом месте. И ты тоже, Эперит. А ты, сестра, если бы думала о чем-то, кроме танцев и мальчиков, могла бы вспомнить: послания царя следует передавать сразу же.

После этого он направился к покрытому лесом хребту, закрывавшему проем между двумя горными пиками. Дорога шла под деревьями. Эперит следовал за Галитерсом, а Ктимена так и висела у него на руке.

В большом зале отсутствовали окна. Он был мрачным и освещался только огнем центрального очага. Дым поднимался к высокому потолку, на котором просматривались нечеткие изображения солнца, луны и звезд — всего, что осталось от когда-то яркой росписи. Вокруг очага, словно часовые, стояли четыре высокие колонны, наполовину освещаемые огнем, а наполовину погруженные во тьму. На их гладкой поверхности едва ли можно было различить очертания птиц, деревьев и цветов.

Со всех сторон на темных стенах висели щиты и копья, по большей части в античном стиле. Они все требовали ремонта, бронза почернела от дыма за много лет. В мигающем свете Эперит попытался рассмотреть сцены земной и морской жизни, изображенные на стенах. Но эти рисунки делались несколько поколений назад, штукатурка осыпалась, изображения практически исчезли вместе со славой ныне старого дворца. Только два льва по бокам ничем не украшенного гранитного трона, стоявшего у восточной стены, сохраняли какое-то подобие изначального цвета и яркости. Когда-то они явно выглядели, как живые.

Эперит сел на одну из семи деревянных лавок вокруг горящего очага, лицом к пустому трону, стоявшему рядом с ним. Одиссей устроился рядом с Эперитом, а Галитерс — с другой стороны от царевича. Одиссей с Галитерсом задумчиво смотрели в огонь. Эперит же рассматривал молчавших участников герусии, которые рассаживались на другие скамьи. Это были самые верные советники царя, занимавшие высшее положение и дававшие правителю советы, когда возникала такая необходимость. Большинство оказались пожилыми или людьми среднего возраста. Их освещали потрескивающие языки пламени, выхватывая глубокие морщины. Отдельные части лиц оставались в тени.

Эперит рассматривал их сквозь языки пламени, несколько искажающие лица. Внезапно дверь позади него отворилась, и все мгновенно встали. В зал вошли мужчина и женщина, держась рядом друг с другом, они без церемоний заняли два свободных места. С ними пришли двое вооруженных стражников, которые застыли у двери. Вслед правителем и правительницей появились рабы с напитками, которые по очереди подали собравшимся.

— Помни, что ты здесь самый младший, Эперит, — прошептал юноше на ухо Одиссей, склоняясь к нему. — И ты — чужестранец. Отвечай только на заданные вопросы, а сам не начинай ничего говорить. Во всем остальном слушайся моих подсказок.

Утолив жажду, Эперит опустил серебряный кубок и стал наблюдать за остальными, которые держали кубки в руках. Несмотря на появление царственной пары без каких-либо церемоний и официального объявления, юноша понял по продолжающейся тишине, что советники герусии ждут, когда вновь прибывшие заговорят.

Мужчина держал в руке искривленный посох из темного дерева, почти с себя ростом. Когда начнется обсуждение, он станет вручать посох по очереди каждому выступающему — это означало разрешение говорить. Но если перед ним был Лаэрт, царь Итаки, то Эперит едва ли мог представить человека, менее похожего на Одиссея. Из-за седых волос, слезящихся глаз и тонких губ, опущенных в уголках, он казался старше своих лет. Его тело явно утратило былую силу и ослабло, плечи ссутулились, тонким коротким ногам приходилось поддерживать слишком большой живот. Кожа оказалась бледной, а это означало, что человек большую часть времени проводит в помещении. Судя потому, как он, прищурившись, смотрел на советников герусии, Эперит догадался, что у этого человека ослабевает и падает зрение. Казалось, что смотреть ему мешает еще и большой крючковатый нос.