Рассказы мыла и веревки - Максимилиан Борисович Жирнов

установки противника и этим задержал наступление – так написано в наградном листе.

– Но у него была отсрочка! Он же учился в университете!

– Всех слушателей военных кафедр отправили на фронт во вторую волну мобилизации… стойте! Здесь еще запись!

Жукова молчала целую минуту. Несколько раз она приоткрывала тонкий, чуть накрашенный рот, но каждый раз слова застревали в ее горле. Наконец она прокашлялась:

– Никанорова Анна Петровна, медсестра. Погибла в бою, прикрывая раненого.

Перед глазами поплыло. Никаноров покачнулся. Жукова вскочила, усадила его на стул, налила воды и зашептала:

– Это война! У вас дети – герои. Мои даже не доехали до фронта: всего одна «умная» бомба… их больше нет.

– Почему война? Откуда? Да говорите!

Жукова выпрямилась и, потрясая кулаками, воскликнула:

– Будь проклят тот, кто уничтожил ядерное оружие! Если бы я могла до него добраться! Своими руками бы разорвала!

– Может, надо было сдаться?

– Вы не представляете, что творится на захваченных территориях. Кто будет снабжать чужаков? Зачем? Людей сгоняют в фильтрационные лагеря и оставляют умирать. Потом остается только сжечь тела, и вопрос решен. Не нужно даже тратить патроны. Все происходит само собой. Вроде бы само собой…

В голове щелкнуло. Обломки картины сложились в единое целое: вместе с оружейным плутонием рассыпался в прах стержень, на котором держался хрупкий мир. Чья-то чаша перевесила. И этот кто-то без колебаний воспользовался своим превосходством, не боясь получить фатальный удар от слабого противника. Парадокс: чтобы жить, человечеству нужна смерть. Смерть во спасение.

Никаноров поднялся, смерил Жукову взглядом и решительно произнес:

– Товарищ капитан! Запишите меня добровольцем! За ошибки надо платить!

Домой он так и не попал. Вечером его, командира женского мотострелкового взвода, увез воинский эшелон – тепловоз и два десятка старых вагонов. Никаноров ехал сражаться с теми, кто пришел строить новый, прекрасный и счастливый мир. Только ни ему самому, ни его детям в этом мире не хватило места.

Несправедливое возмездие

Санек приоткрыл дверь в отделанный красным деревом кабинет. Тяжелый взгляд начальника скользнул поверх массивных очков.

– Значится, так, Николаич! – директор сдобрил свою речь отборным ругательством, – Надо срочно отбуксировать грузовик на станцию техобслуживания. Тягач с водителем ихний. Твое дело – сидеть в кабине прицепа и не жужжать. Понял?

Надрывно зазвенел телефон. Пухлая рука подняла трубку:

– Селиванов слушает! Сцепка готова, хрен тебе в ухо? Когда работать научишься, раздолбай? Двадцать минут балду пинаешь!

Трубка со стуком упала на рычаги.

– Николаич! Дуй к проходной! Мухой, туды тебя в качель!

Санек пулей вылетел в коридор и облегченно вздохнул. Близ царя – близ смерти. Особенно, если ты месяц назад нарушил правила дорожного движения и попал в аварию. Пустяковую, конечно, аварию, но все равно директор вывалил на него, Саню, тонны грязи. Хорошо хоть, пожалел – не лишил премиальных. Иначе – труба. А пока можно жить, пусть и отпуск летом ему не светит.

У проходной стоял красно-желтый КрАЗ с прицепленной к нему на жесткой сцепке двухосной «Сканией». Саня бросился проверять крепления. Его остановил грозный окрик из кабины тягача:

– Куда? Думаешь, я вечно ждать буду? У меня еще три ходки!

Санек поднял глаза и увидел знакомое лицо. Над правой бровью водителя белел уродливый шрам.

– Петюня! – заорал Саня. – Ты ли это?

– Николаич? Ну, дела! А тебе годы нипочем – все такой же пацан, как тогда, в автороте! Поехали, потом поговорим!

Едва Саня захлопнул за собой дверь, тягач взревел, вылетел за ворота и покатил по улице, таща за собой неисправную «Сканию». Когда автопоезд выскочил на проспект, тягач замедлил ход и встал. Петюня приоткрыл дверь и замахал рукой.

– Что случилось? – забеспокоился Саня.

– Давай ко мне в кабину! Погутарим! А то скукота! – лицо водителя превратилось в ехидную маску.

– Вроде как не по правилам…

– Да ничего не будет, сцепка жесткая! Я в одну харю такой паровоз водил, и ничего! Ты не мужик, что ли? Ну и вали, тряпка! Баба!

Саня покраснел, выскочил из кабины и открыл дверь тягача.

– Так бы сразу! – Петюня хлопнул его по ладони. – Вижу, что мужик!

Из выхлопной трубы тягача вырвался черный дым. Автопоезд тронулся, быстро набирая ход по крайней правой полосе. За боковыми стеклами поплыли многоэтажки спального района. Стрелка спидометра перевалила за семьдесят.

– Петюня, может, потише? – испугался Саня.

– Да ты сдурел, Николаич? Или струсил? Если я по правилам буду ездить, когда жить-то? Лучше скажи: на охоту давно не ходил? Ружье не заржавело?

Саня поморщился:

– Не до развлечений. Ипотека, да сыну операцию делать надо. Конечно, сделают бесплатно, когда очередь подойдет, но сам понимаешь, расходы немалые.

– А сколько ждать? – Петюня зачем-то проявил заботу.

– Врачи говорят, года два-три. Но пока время терпит. На одни лекарства работаю…

– Сочувствую. Ничего, Николаич. Ты сильный, выкрутишься! – хлопнул Петюня товарища по плечу.

Тягач вылетел на путепровод, не сбавляя хода. Решетка ограждения слилась в сплошную полупрозрачную линию. Чуть впереди, загораживая тягачу дорогу, тащился старый трактор. Черный дым из выхлопной трубы стлался над самой землей.

Петюня выругался и крутнул баранку, перестраиваясь в соседний ряд. Обошел трактор и резко вернулся на свою полосу. Сзади что-то зазвенело. Саня выглянул в окно и обомлел: грузовик сорвался со сцепки, вылетел на тротуар и мчался сам по себе. Случайный пешеход едва успел выскочить прямо из-под колес.

– Стой, Петюня! Тормози! – только и успел крикнуть Саня.

«Скания» пробила ограждение и рухнула на железнодорожные пути. Фыркнула искрами контактная сеть. Из-под моста потянуло дымом.

Тягач остановился. Петюня покачал головой и укоризненно сказал:

– Да, Санек. Влетел ты…

***

Селиванов побарабанил пальцами по столу и крепко выругался:

– Александр Николаевич, твою мать! Тебе же сказали – сидеть в кабине прицепа!

Саня с надеждой посмотрел на Петюню:

– Скажи ему, это же ты меня позвал к себе! И гнал ты под семьдесят!

– Ничего подобного! – отрезал тот. – Ты сам ко мне пересел. И ехал я, как положено, пятьдесят километров в час. Сидел бы ты в кабине – выкрутился бы.

– Как же так? – похолодел Санек.

Директор со всей дури ударил кулаком по столу:

– Хватит! Мне по фене ваши разборки! Николаич, хрен тебе в глотку! Ты все возместишь. До копейки! И за разбитый грузовик, и ущерб железной дороге! Все, понял?

– Откуда же я возьму столько? – попробовал возмутиться Санек.

– А мне пох, откуда! Почку продай! Шлюху свою на панель отправь! В рабство отдайся! Пошел вон!

– Куда?

– В отдел кадров! За расчетом! Марш, сука, из кабинета! А ты, Петро, останься. Поговорить надо. Ты теперь – важный свидетель…

Санек