Кицунэ - Андрей Белянин

Разумеется, мы всё-таки спустились с ней, я помог сесть в машину, незаметно просемафорил отцу, что перезвоню ему сам и всё не так страшно. Он так же тихо подмигнул. Мы с ним всегда понимаем друг друга. Но звонить прямо сейчас слишком рискованно, надо дать всем время успокоиться, прийти в себя, а потом дня через два-три устроить повторное «знакомство».

Крашеная лисичка, высунув было нос из подъезда, убедилась, что я возвращаюсь, и первой бросилась в дом. Благо я не запирал дверь, и как оказалось, вошёл в квартиру очень вовремя. Кицунэ готовилась к ритуальному самоубийству.

Сепуку или харакири, не помню, чем там они особенно отличаются, шерсть Чубаки мне в подмышку!

– Прекрати сейчас же!

– Я опозорила себя, свой род, тебя, твой дом и навеки потеряла лицо перед почтеннейшей Верой Павловной-сан, – сурово ответила лисичка, расстилая на полу белую простыню и укладывая на чистое полотенце острый кухонный нож, три домашних беса с траурными выражениями лиц молча стояли рядом, – я так низко пала, что даже не смею просить тебя о милости облегчить мои муки скорой смертью через отсечение головы. Позволь мне закончить мой бренный путь, пока Небеса не покарали меня иначе…

– Так, во-первых, перестань нести чушь! А во-вторых, никаких самоубийств у меня дома! В подъезде, во дворе, на улице и на работе тоже!

Я попытался отобрать у неё нож, но в результате ещё и порезался. Мияко при виде пары капель крови у меня на пальце вообще ударилась в неконтролируемую истерику:

– Мой хозяин и господин ранен! Я причинила ему боль! Мне нет прощения, я плоха-а-я!..

Слёзы лились рекой. Бедных бесов, по-моему, просто смыло. И в целом, похоже, сегодняшний денёк не задался ещё с ночи. Сначала злобный старикашка-ёкай, потом бурный визит мамы, теперь вот рыдающая лисичка и что-то ещё будет, интересно?

Я заклеил палец пластырем, порез был совсем маленьким, в детстве вообще бы не обратил внимания на такую царапину, дал бы соседской собаке зализать и преспокойно продолжил играть с мальчишками в очередную атаку клонов.

Прекрасно понимая, что девушка на эмоциях, значит, пока не откричится, не успокоится, мне тоже не оставалось ничего, кроме как плюнуть на всё это и просто заняться своим делом. То есть я достал блокнот, сел напротив и начал рисовать. Первые два наброска ревущей брюнетки с ушками получились живыми, но не идеальными. Третий, кажется, лучше.

В привычке рисовать авторучкой, пером или фломастером есть свои плюсы. Валентин Серов называл это «рисование гвоздём». То есть ни одной ошибки, как если бы художник реально процарапывал острым металлическим стержнем каждую линию на свежей штукатурке.

Дрогнула рука? Рисунок испорчен.

Но именно так учились подмастерья в итальянских школах времён Джорджо Вазари или Донателло. Вспомните автопортрет того же Леонардо да Винчи – ни одного случайного штриха, все линии текут строго по форме, свет пробивается сквозь бумагу, а тени удивительно прозрачны и легки. Мастерство не пропьёшь, рука старого мастера так же тверда, донеся его искусство сквозь века.

– Дашь посмотреть? – сиплым от слёз голоском попросила Мияко.

– Это только наброски.

Я протянул ей блокнот, и она вцепилась в него, как в спасительный круг. Долго рассматривала каждый рисунок, нюхала бумагу, осторожно водила по чёрным штрихам пальцем и наконец улыбнулась:

– Моя жизнь не бессмысленна, я всё ещё могу хоть чем-то быть полезной моему господину. Ты ведь позволишь мне жить дальше?

– В смысле у меня?

– В смысле жить вообще. То, что у тебя, даже не обсуждается, меня ведь тебе подарили.

Да, такое не забудешь. Десять – двенадцать шагов в сторону, и невидимая цепь заставляет лисичку послушно бежать, куда ей, быть может, и не хочется, и не надо, но куда денешься…

Разумеется, я всё простил, я умолял её остаться, я подтвердил, что она самый наилучший подарок, который мне только доводилось получать в своей жизни, и визжащая кицунэ, прижав ушки, вновь рыдала у меня на шее, но уже от счастья!

Храм Тода-дзи в городе Нара

…Остаток вечера прошёл довольно спокойно. Ближе к девяти я позвонил отцу, объясниться и поговорить о сложившейся ситуации. Не скажу, чтобы он был прямо-таки счастлив видеть маму в нервах, на пустырнике и корвалоле, но тем не менее он хотя бы выслушал меня без крика.

– То есть у тебя не поселилась сумасшедшая японская наркоманка с нечёсаными чёрными волосами, в безвкусном платье аляповатых цветов, которая промыла тебе мозги, запутала, запугала и охмурила нашего мальчика?

– Папа, это не так.

– А кроме того, она пыталась ударить твою мать сковородкой по голове, потом облила её холодной водой, после чего ещё и орала ей прямо в уши бредовые вирши, хвастаясь тем, что вы вместе принимаете ванну, она спит с тобой на диване и ты кормишь её окровавленными сердцами своих врагов?

– Господи, какая чушь! Всё это неправда, Мияко нормальная. Обычная девушка-лиса.

– Лиса? Угу. Видимо, её ледяная избушка растаяла, и она переселилась к нашему зайчику в лубяную?

– Давай ты просто зайдёшь к нам завтра и всё увидишь сам?

– Уже «к нам»? Ты не слишком спешишь, сын?

– Ох, пап…

В общем, мы как-то сумели договориться. Мамина версия событий даже ему показалась чрезмерно раздутым пересказом комических сюжетов Гайдая. Договорились, что он зайдёт завтра к одиннадцати утра. Это нормально, мы с кицунэ хотя бы успеем подготовиться. Чего я не мог ожидать, так это того, что отец заявится не один…

Ночь прошла ровно, я настолько эмоционально вымотался, что уснул на ковре, без всяких проблем, и сны мои были крепкими, хоть палкой бей. Бодрая Мияко на этот раз встала первой, думаю, часов в шесть, поскольку, когда я проснулся в девять, она уже давно была на ногах, умылась, расчесалась, переоделась, приготовила роскошный завтрак и ждала меня, листая альбомы по истории мирового искусства. Лисичка была жутко любопытной, любые новые знания манили её.

– Твой кофе готов, Альёша-сан! Пей и рассказывай!

На столе дожидалась горячая кружка кофе, два бутерброда с маслом и сыром, воздушный японский десерт с непроизносимым названием (то есть я просто выговорить не смогу…) из рисовой муки и мёда. Я быстро умылся и с удовольствием принялся за завтрак. Всё оказалось очень вкусно.

Кицунэ сидела рядом, глядя на меня самыми влюблёнными глазами, синим и зелёным. В них отражались кусочек комнаты, край стола, окно и, разумеется, я почти в полный рост. На мгновение мне показалось, что именно мой образ занимает слишком много места.