Соль Вычегодская. Строгановы - Татьяна Александровна Богданович

– А что ж? Как не плакать? Максим жалел-то меня как.

– А ты?

– Я-то? То и скорблю ноне, что мало его жалела.

Иван перевел дух.

– Что старое поминать, Анна. Нет его боле. А нам жить. Аль по праву тебе за пяльцами сидеть? С горницы не выходить? Не томи, Анна. Чего молчишь? То речистая была, а то слова не вымолвишь.

– Ох, Иван, не неволь ты меня. Отступись. Мало ль невест на Москве. Любую сватай – пойдет.

– Пустое говоришь, Анна. Ты полюбилась, не иная. Тебя и возьму. Лучше добром иди.

– А не добром, так как? Аль силом уволокешь? Не пужай, не робливая.

– То и полюбилась мне, что не робливая. Силом не взять – ведаю. Коль не пойдешь – так закурю, как свет не видывал! В раззор всю вотчину разорю. Людишек запорю! Данилку по миру пущу.

– Полно ты, Иван. Неподобное говоришь. Чай, ты Строганов. То памятуй. Не холоп. Эк дуром валить…

– А вот иди за меня. Хозяином стану. Я все могу. Промысел наладим. Про варницы все плакалась. Новые поставлю. Чего надобно-то? Чай, и я в поле не обсевок. Ну, вставай, что ли! Идем благословляться.

– Не. Не в силу мне так, Иван. Слушай. Коль не в издевку мне те речи молвил, подь к себе, дай одуматься. Наутро ответ тебе дам. То мой останный сказ.

– Ну, быть по-твоему. До утра погожу. Памятуй: хошь царицей будешь! Отказу ни в чем не будет. А не пойдешь все разорю! Не погляжу, что Строганов.

Только вышел Иван, Анна с места сорвалась. Хотела догнать его, крикнуть; «Не пойду! Нипочем не пойду!» Шаг, другой шагнула, руки за голову закинула, да так и осталась стоять среди горницы.

А тут дверь скрипнула. Взглянула Анна. Нет, то Фроська голову просунула.

– Ушел хозяин-то? – спросила она. – Чего приходил? Аль не угодила чем?

– Не. Не то, Фроська, Сватов, вишь, засылать хочет. Замуж брать.

– Кого же брать-то, доченька, не пойму?

– Кого? Аль с ума выжила, старая? – сказала Анна. – Меня брать хочет.

– Тебя? Полно-ка ты, Аннушка. Почто шутки шутишь над мамкой старой? Вгладь словечка тебе николи не вымолвил. А то – замуж.

– Вишь, сказывает, на сердце ему издавна пала. То и злобился, что не ему досталась. С тоски, видно, и пить начал.

– Ох, ты, доченька моя! Вишь, напасть какая! Куды деться-то ноне. Неприкаянная ты моя. С золовками жить тоже не сласть. А тут со свету сживет, лиходей.

– Да ты что, Фроська? Аль уж за меня ответ дала? А может, я и пойду за него.

– Пойдешь? Господь с тобой, доченька! Да уж лучше к брату Степану Ефимовичу подадимся. Мало горя видала, что на муку экую итти сбираешься?

– Сказал – царицей стану. Ни в чем отказу мне не будет.

– Ох, доченька! Все они попервоначалу так молят. Не. Уж краше с золовками жить. Попреки-то все не плетка.

– Плетка! – вскричала Анна. – Впрямь из ума выжила, старая! Меня-то плеткой? В ногах валяться будет. Дура ты, мамка! Аль меня не ведаешь? Далась я, как же! Все по-моему будет. Пить не велю Ивану. Промысел ведать приневолю. На Пермь поедем. На Москву. Строгановы-то после царя первые люди на русской земле.

– Не спокайся, доченька. Долю нашу бабью запамятовала. Иван-то Максимыч не чета Максим Максимычу. Верховодить-то не дозволит.

– Ну, и я не Фима, – сказала Анна. – Аль мне век в горнице сидеть, в пяльцах шить?

– А что доченька? И мужняя жена в пяльцах шьет. Одной-то, ведомо, скучно тебе. Молода.

– Эх, не то ты все молвишь, старая. Ну, да ладно. Не тебе меня учить. Сказала пойду, и пойду.

* * *

Иван, как вышел от Анны, так и повеселел.

«Пойдет, – подумал. – Не хотела б итти, вовсе б говорить не стала. Нравная. Про хозяйство-то я ладно помянул».

Сразу же он пошел к матери и сказал ей, что надумал. Марица Михайловна сперва и верить не хотела. Думала, что шутит Иван. Но с ним долго не поспоришь. Все равно что надумает, то и сделает.

Только что вышел Иван, Феония приступила к Марице Михайловне и зашептала ей:

– Вишь, матушка, Марица Михайловна. Недаром ты Анну Ефимовну все ехидной звала. Вишь, каку музыку подвела. Тишком да молчком.

– Аль то Анна? Да она и не глядела на Ивана. Слова с им не молвила.

– То с хитрости, государыня. Не иначе, как приворожила она Иван-то Максимыча, матушка, с Фроськой со своей. Вот Иван-то Максимыч и стал по ей сохнуть.

– Ахти, батюшки, а мне и невдомек, – сказала Марица Михайловна, – истинно ехидна! Марица Михайловна стала на колени перед киотом.

Фомушка присел за ней на корточки.

– Владычица небесная, троеручица, – молилась Марица Михайловна, истово крестясь, – прижми ты хвост той охидне да супротивнице! Не дай ты ей Иванушку моего окрутить да надо мной возвеличиться. Я тебе велю за то девкам пелену атласную шелкам да золотом вышить. А коли Иван ее вовсе с дому сгонит, я твою икону велю всю жемчугом изукрасить, не как Андрей – донской богородице. Ожерелья своего тебе, владычица, не пожалею.

Марица Михайловна оглянулась на Фомушку. Тот сидел на корточках и язык показывал.

Златошвейка

На другой день Анна Ефимовна дала Ивану слово.

Марица Михайловна попробовала было заговорить, что на братниной вдове жениться грех. Настоятель, пожалуй, и венчать не станет. Но Иван Максимович написал грамоту в Вологду самому архиерею. А кроме грамоты послал владыке двадцать рублей деньгами на монастырь, а ему самому аксамиту отрез на ризу и соболей на шубу.

Архиерей знал, что Строгановы не такие люди, чтоб от своей воли отступиться. А как без Строгановых прожить? Монастырь и то оскудеет. Подумал, подумал архиерей да и послал Ивану Максимовичу свое пастырское благословение.

Пока Мелеха ездил в Вологду, в доме все приготовили. А как только он привез ответ владыки, так и свадьбу сиграли. Анна Ефимовна опомниться не успела, так все быстро обернулось. Только что сидела затворницей у себя в горнице, точно монашка в келье, – и вдруг первой хозяйкой стала в доме.

Иван Максимович слово свое сдержал: позвал ключника и ключницу и строго-настрого приказал, чтоб слушались во всем молодой хозяйки и обо всем по дому у нее опрашивали. А дом у Строгановых не маленький. Одних холопов во дворе больше трехсот. Семейные сами кормились, приказчики выдавали им месячину[20]. А нанятые работники и кабальные обедали в естовой[21] избе. Девкам швеям, кружевницах и златошвейкам приносили варево в светлицы, чтоб они