Тайна Агаты Кристи - Мари Бенедикт

– Да, Шарлотта Фишер. Ведь она тоже работает в Стайлзе?

– Работает.

– Беседы с работниками помогли нам составить график перемещений вашей супруги в пятницу – мы надеялись, он прольет хоть какой-то свет на ее теперешнее местонахождение. Похоже, после вашего с ней разговора за завтраком… – Кенворд тянется к записной книжке, а Арчи пытается понять, послышалась ему или нет ирония в слове «разговор».

– Ага, вот, – продолжает Кенворд с записями в руках. – После завтрака она немного поиграла с дочкой, пока мисс Фишер, как заведено, не повела Розалинду в школу. Потом она на своем «Моррис Каули» куда-то ненадолго уехала – видимо, по каким-то делам, – но к обеду вернулась. Затем они вместе с Розалиндой ездили в Доркинг пополдничать с вашей матерью, которой Агата сказала, что собирается на уик-энд в Беверли. Оттуда они выехали около пяти и направились в Стайлз. Там она еще немного поиграла с Розалиндой, некоторое время поработала, а потом села ужинать. Одна. После ужина ей позвонили – где-то в девять или в десять, служанка не смогла назвать точное время.

– Все это выглядит вполне нормальным. Не вижу, как это поможет нам понять, что случилось с ней потом.

– Думаю, это дает нам представление о ее расположении духа, которое, в свою очередь, может помочь нам предположить, что произошло ближе к ночи. – Кенворд делает глубокий вдох, расправляя и без того широкую грудную клетку. Он даже не пытается скрыть свое удовольствие от предвкушения следующей новости. – Почву для всех последовавших событий вполне мог подготовить ваш утренний конфликт.

Арчи хотел было попытаться опровергнуть факт ссоры, но решил, что это ничего не даст. Кое-кто из прислуги наверняка слышал, что разговор велся в повышенных тонах, и они подтвердят слова друг друга. Но он может не дать этой ране стать смертельной, наложив на нее жгут.

– К чему вы клоните, старший детектив-констебль Кенворд? – спрашивает он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее.

– Полагаю, вы и сами понимаете, к чему я клоню, полковник Кристи. Между вами и вашей женой в пятницу утром за завтраком разгорелся конфликт по поводу того, где провести уик-энд.

– Вы неверно истолковали характер наших разногласий. Не знаю, кто мог посвятить вас в подробности нашего спора.

– Все до единого ваши работники. Они излагают одни и те же факты: ваша жена желала, чтобы вы ехали вместе с ней в Йоркшир, а вы хотели играть в гольф в гостях у ваших друзей Джеймсов, в Хертомор-коттедже. Ваша прислуга оказалась в курсе этой ссоры, поскольку вы с женой кричали друг на друга. Вас было слышно по всему Стайлзу.

Слава богу, я не стал отрицать наш конфликт, – думает Арчи. Хорошо, что Кенворду известно только это.

– Знаете ли, супружеские пары порой ссорятся.

– По словам прислуги, столь ожесточенной ссоры между вами они еще не слышали. Кроме повышенных голосов, – он заглядывает в записи, – «они орали» – именно так выразилась горничная Лилли, – все слышали грохот бьющегося стекла и фарфора. Когда та же самая служанка пришла убрать в комнате – вы к тому моменту уже уехали, – она застала вашу жену рыдающей, сидя на полу, с порезами на руках и ногах от битой посуды. Прежде чем переступить порог, она позвала мисс Фишер, поскольку подумала, что миссис Кристи скорее предпочтет помощь Шарлотты, учитывая их отношения с вашей супругой. Потом мисс Фишер помогла миссис Кристи встать, чтобы Лилли смогла убрать осколки.

Слушая отчет о событиях пятницы, Арчи чувствует, как его тело коченеет. Ему кажется, словно Кенворд говорит о событиях, которые происходили с кем-то другим. Это не может быть его жизнь. Но если он станет негодовать, попытается так или иначе опровергнуть рассказ Кенворда, то тем самым перейдет границы, очерченные в письме, и выйдет из роли подавленного супруга.

Арчи молчит, его единственное сейчас желание – броситься прочь из этой комнаты, от этого кошмара – в объятия Нэнси. Только там он сможет найти утешение. Но он знает, что это невозможно. Если он решит разыскать Нэнси – как же безумно он этого хочет! – то лишь выведет на нее полицейских и повысит их интерес к ее персоне.

Но нельзя, чтобы изложение пятничных событий осталось совсем без его комментариев. Даже встревоженный, исполненный отчаяния супруг может до определенной степени защищать себя.

– Прислуга склонна к преувеличениям, заместитель главного констебля Кенворд, – говорит он. – Я бы не стал слишком полагаться на их описание деталей нашего с супругой конфликта. Как бы то ни было, события того утра и исчезновение жены никак не могут быть связаны, и похоже, вам лучше бы проконсультироваться со своим начальством, прежде чем вы зайдете слишком далеко по этой ложной тропинке.

– Насчет консультаций с моей стороны, полковник Кристи, не беспокойтесь. Видите ли, в чем дело, – Стайлз расположен на границе между двумя графствами – Беркширом и Сурреем, и поэтому дело буду вести не только я, но и суперинтендант Чарльз Годдард, глава беркширской полиции. Таким образом, пропажей вашей супруги займутся два полицейских подразделения – и оба их руководителя. Так что по какой бы тропинке и как бы далеко мы ни пошли, недостатка в консультациях не будет.

Арчи повлек меня обратно в постель. Гостиничный матрас был бугристым и неудобным, но нас это не сильно беспокоило. Мы все равно на нем почти не спали.

В тепле объятий Арчи под хлопковым покрывалом я чувствовала себя в безопасности – почти так же, как в летние деньки моего детства, когда все мои любимые люди собирались вместе под родной эшфилдской крышей, ни о чем не беспокоясь. Какая же я дура, что усомнилась в душевном здоровье мужа, – думала я, полностью отдаваясь его рукам и своей иллюзии защищенности. Я понимала, что все это мимолетно и вмиг исчезнет, как только Арчи вернется к полной опасностей военной жизни. То, что он до сих пор жив, казалось чудом, и я опасалась, что наша удача на этом закончится.

– Я хочу тебе кое-что сказать, – прошептал он, уткнувшись лицом в чувствительное местечко на изгибе моей шеи. От его слов у меня по спине пробежали мурашки. После его предыдущей побывки, которую мы провели в неловком отчуждении, после новой для меня злобы, сквозившей в его недавних письмах, мы обрели наконец место, где понимали друг друга с полуслова, и это место – постель.

– Надеюсь, что-то приятное? – шепнула я в ответ.

Он отодвинулся – хоть и на самую малость, но я все равно поняла, что ничего романтического не услышу, и заметила беспокойство на его лице. О чем же он с таким волнением хочет мне поведать?

– Помнишь, как я маялся в полетах с носовыми пазухами? – спросил он, снова зарываясь лицом в мою шею.

С самого начала летных занятий носовые пазухи доставляли Арчи жуткие проблемы – у него всегда закладывало уши, и давление на них порой становилось невыносимым и в небе, и на земле, – но он упорно продолжал летать. В тогдашних обстоятельствах его отвага и стойкость казались мне ужасно привлекательными, но я видела, что полеты требуют от него дополнительного напряжения.