Октябрь 1917-го. Русский проект - Вардан Багдасарян

Ни тени реставрационных вожделений не испытывал и А. И. Деникин. Его биограф Д. Лехович определял политическую платформу генерала как «либерализм». По представлениям А. И. Деникина, писал он, «кадетская партия… сможет привести Россию… к конституционной монархии британского типа».[119] Соответственно, «идея верности союзникам приобретала характер символа веры».[120] Во всех деникинских документах целью борьбы указывалось утверждение парламентского строя, а вовсе не реставрация монархии.

Парадокс белого движения заключался в том, что оно не было достаточно белым, т. е. монархическим. Белое дело было не более чем реакцией Февраля на Октябрь. Никто из белогвардейских главковерхов не предполагал проводить реставрацию самодержавного режима. Выступая под лозунгом «единой и неделимой России», руководители белых правительств на практике вели с Антантой торг о российских территориях в обмен на военную помощь. А планы союзников по разделу и колонизации России были гораздо глобальнее, чем требования немцев на Брестских переговорах. От Антанты исходила более серьезная угроза для российской государственности, нежели от Германии. Для белых главковерхов не являлось секретом англо-французское соглашение от 23 декабря 1917 г. (подтверждено 13 ноября 1918 г.) о разделе зон влияния в России: Великобритании предоставлялся Северный Кавказ, Дон, Закавказье и Средняя Азия; Франции – Украина, Крым, Бессарабия; США и Японии – Сибирь и Дальний Восток. Японское правительство не скрывало своих замыслов по отторжению от России Дальнего Востока, что не стало препятствием к сотрудничеству с ним А. В. Колчака и Г. М. Семенова. А. И. Деникин, будучи унитаристом, тем не менее в феврале 1920 г. признал суверенитет закавказских национальных республик. Н.Н Юденич не только признавал независимость прибалтийских государств, но и организовывал совместно с эстонским правительством военные операции против большевиков. П. Н. Врангель был вынужден отказаться и от унитаристской риторики, признав право наций на «свободное волеизъявление».[121]

Сформированные главковерхами белые правительства представляли собой не что иное, как перетасовку старой колоды кадетско-эсеровско-меньшевисткой коалиции. Омское правительство А. В. Колчака возглавлял кадет П. В. Вологодский, а после реорганизации в Иркутске – кадет В. Н. Пепеляев; «деловое учреждение», ведавшие «общегосударственными» вопросами у А. И. Деникина, – министр финансов «Южнорусского правительства» кадет М. В. Бернацкий; Петроградское правительство Н.Н Юденича – кадет А. Н. Быков. В возглавляемом А. В. Кривошеиным врангелевском Правительстве Юга России пост начальника Управления иностранными сношениями принадлежал одному из патриархов российской антимонархический оппозиции П. Б. Струве.[122]

«Сформировано Южнорусское правительство…, – писал в своем дневнике один из ближайших сподвижников А. И. Деникина генерал-лейтенант А. П. Богаевский, – вместе дружно работают – социалист П. М. Агеев (министр земледелия) и кадет В. Ф. Зеелер (министр внутренних дел). Я очень рад, что мой совет А. И. Деникину и Мельникову (новый глава правительства) назначить Агеева министром сделал свое дело… Итак, Глава есть. Правительство – тоже. Дело стало за Парламентом, как полагается во всех благовоспитанных демократических государствах».[123]

Как и во Временном правительстве, значительное число министров белогвардейских режимов кооптировалось по масонским каналам.[124] Показательно, что предававший анафемам большевиков патриарх Тихон вместе с тем отказался дать благословление представителям Добровольческой армии. По-видимому, святитель не имел оснований считать белое дело православным походом за реставрацию монархии.

«Все без исключения Вожди, и Старшие, и Младшие, – писал о руководстве белым движением командующий Донской армией генерал С. В. Денисов, – приказывали подчиненным… содействовать Новому укладу жизни и отнюдь, и никогда не призывали к защите Старого строя и не шли против общего течения… Не знаменах Белой Идеи было начертано: к Учредительному Собранию, т. е. то же самое, что значилось и на знаменах Февральской революции… Вожди и военачальники не шли против Февральской революции и никогда и никому из своих подчиненных не приказывали идти таковым путем.».[125] Так что не белогвардейский генералитет, а именно большевики выступали в условиях Гражданской войны в качестве наиболее национально ориентированной, имперской силы.

Красная Армия воевала за Россию

Индикатором евразийской сущности новой власти стала советско-польская война. Большевики воевали с поляками не как с классовыми антагонистами, а национальными историческими врагами России. Белые генералы оказывались в одном лагере с польскими сепаратистами. Не «нэповский термидор», а именно война большевиков с Польшей породила, по всей видимости, сменовеховство. «Их армия, – писал В. В. Шульгин, – била поляков как поляков. И именно за то, что они отхватили чисто русские области».[126]

В пропаганде среди красноармейцев большевики апеллировали к патриотическим чувствам русского человека. Л. Д. Троцкий в одной из прокламаций по Красной Армии заявлял, что «союзники» собираются превратить Россию в британскую колонию.[127] Со страниц «Правды» Л.Д Троцкий провозглашал: «Большевизм национальнее монархической и иной эмиграции. Буденный национальнее Врангеля».[128]

Даже великий князь Александр Михайлович Романов признавал, что имперскую миссию во время Гражданской войны взяли на себя большевики. «Положение вождей Белого движения, – писал он, – стало невозможным. С одной стороны, делая вид, что они не замечают интриг союзников, они призывали… к священной борьбе против Советов, с другой стороны – на страже русских национальных интересов стоял не кто иной, как интернационалист Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской империи…»[129]