Таймер - Фёдор Михайлович Шилов

непросто. Тут обычной верностью не обойдёшься, нужна особая. Быть верным самому себе — словно пришивать оторванную ногу наживую. Шов за швом. Готов уже и плюнуть, жить без ноги, лишь бы прекратить эту пытку. Гораздо проще быть надиктованным — обществом, традициями, обычаями. Всё это можно назвать всеобщим приворотом на обыденную жизнь, но если стряхнуть пелену гипноза — ты беззащитен. Ты — один на один с собой. Выдерживать ли противостояние, пришивать ли ногу или жить инвалидом, потому что не хватило силы духа — каждый решает сам. Есть один человек, с которым ты проводишь гораздо больше, чем 28 дней — без сбоев Таймера и ненормальных друзей, верящих в чудеса. Это ты сам. Всё, что ты сделаешь и скажешь, остаётся с тобой навсегда. Ты сам — это не дверь, себя не захлопнешь, от себя не убежишь, меняя сектора. День за днём, смена за сменой, цикл за циклом движешься вслед за стрелками, сыплешься с песчинками своих часов. Ты можешь закрыть сотни створок в Таймере, но многие из них так и останутся распахнутыми внутри тебя.

— И всё-таки любовь — это не по мне. Зачем она здесь, в Таймере, где всё скоротечно и мимолётно! Что, скажешь, не имею право на такую философию?

— Скажу, что любить или не любить — это личное дело любого таймерца. Скажу, что истинная любовь не зависит от таймеровского исчисления времени. Скажу — если тебе не нравится мир, в котором живёшь, создай собственный. И ещё скажу, что временами ты пытаешься казаться хуже, чем есть на самом деле.

Я вздохнул. Кажется, он попал в точку.

— Скажи, Пай, а ты счастлив?

— Ох, Шало, ты невыносим. Ну что это за вопросы? Счастье, верность, дружба, любовь. Это всё так…

— Не по-таймеровски? Знаю. И всё же — ты счастлив?

— В Таймере никто не знает, что такое счастье.

— Мне не важен «никто», мне важен ты. Ты счастлив, Пай?

— Вот пристал! Не знаю, Шало! Мне всё время кажется, что я участвую в забеге, где нет бегунов, кроме меня, что я всё время опаздываю, хотя никто никуда меня не гонит, теряю то, что никто и не думал у меня отнимать, охраняю что-то, никому не нужное. Спешу, спешу, спешу. Мне хочется всё время что-то делать, что-то вершить, но я опускаю руки, потому что это никому не надо. Я всегда бегу и опасаюсь, что оставлю многих далеко позади. И что тогда? Борьба с собой самим? Или бегство от себя самого? Но в том и прелесть Таймера — за 28 дней далеко не убежишь.

— А с девушками ты тоже соревнуешься?

— Нет. Им я милостиво разрешаю чтить во мне победителя. И спать с победителем.

— Значит, ты заведомо не оставляешь себе права на поражение? Права быть любимым, если изменит удача?

— Ого, Шало, это слишком, 28 дней не тот срок, когда успеваешь подумать о любви.

— У каждого человека есть секунда, когда с достигнутых высот он неизменно срывается в разверстую пропасть себя самого. Самое важное тогда — быть пойманным на лету. Кто будет с тобой рядом в эту секунду — не последний вопрос. В одном из секторов с нами жил такой персонаж…

Персонаж… В этом весь Шало. Сказал бы — мразь, и дело с концом!

— Он всегда топтал неокрепшие огуречные плети с едва завязавшимися корнишонами. Вот и люди, как плети: стелются по земле со своими идеями-корнишонами и ждут, пока чья-то рука поднимет, подвяжет, укрепит, тогда появляется богатый урожай. Но находятся и те, кто растопчет: по неуклюжести и неосторожности, или нарочно. Важно не перепутать и не тянуть неокрепшие стебли к посторонним. О чём ты мечтаешь?

— Я?

Он покосился на меня, словно заминка с ответом на этот вопрос была преступлением. Вероятно, в его понимании всякий на вопрос о мечте должен разражаться заготовленной тирадой.

— Да. Ты. О чём ты мечтаешь?

Мы не спеша позавтракали и теперь валялись прямо на траве участка, наблюдая, как машут листьями подсолнухи и как солнце наливает им свет в лохматые башки с вылупленными глазёнками семечек. Шало жевал перья зелёного лука, заворачивая их в щавель. В воздухе витал кисло-горький аромат. Я срывал травинки, до которых мог дотянуться, не меняя положения, счищал семена с их пушистых помпончиков и распускал по ветру. Небо не колыхалось, единственное облако было нежным и прозрачным, готовым вот-вот распасться на отдельные лёгкие пёрышки. Как прежде о стену стучала яблоня. Только сейчас уехал поезд, привозящий паёк на день. Нам хорошо был слышен гудок и колёсные перетолки — рельсы пролегали невдалеке, хоть и казалось, что глухой лес укрывает дом со всех сторон.

— Знание или незнание о любви, верности, дружбе, счастье напрямую зависит от того, о чём ты мечтаешь.

— Поясни.

— Прежде всего, мечта. Мечта — это твой внутренний крик, твой посыл, и плевать, что думают об этом другие. Стороннее мнение — это всего лишь отражение и, увы, зачастую — от кривых зеркал.

— Хорошо. Мечта — это посыл. А счастье?

— Счастье — это путь к мечте.

— То есть сама мечта — не счастье?

— Нет, конечно. Мечта — это отправная точка.

— Конечная?

— Отправная.

— Тогда к чему же стремиться? К мечте нужно стремиться, разве нет?

— Как можно стремиться к тому, чего ты не представляешь? Мечта должна быть зримой, осязаемой, прочерченной в мельчайших подробностях, выделяться, как… твои рёбра!

— Дурацкое сравнение! Что ж, по-твоему, когда я был толстяком, у меня не было мечты?

— Ты мечтал, чтобы твои рёбра выделялись, как мои. Не сбивай меня. Мечта — отправная точка, счастье — путь, друг — тот, кто помогает тебе реализовать хотя бы одну мечту, любовь — это возможность проделать путь (читай: обрести счастье) вдвоём, а верность — это мечта (читай: отправная точка) любви.

Я снова делано нахмурился:

— Похоже, ты даже не дрочишь, Шало! Долго репетировал эту околесицу?

— Всю жизнь.

— Ну хорошо. Друг — тот, кто помогает реализовать хотя бы одну мечту. А я? Ты называешь меня другом, так какую мечту ты осуществил, благодаря мне?

— Успеется, — он улыбнулся, — моя самая главная мечта остаться здесь. Не на 28 дней, а навсегда. Просто так — жить и жить, не ходить из двери в дверь, сократить количество знакомых, не слушать чужих историй.

— Тебе же это нравится, разве нет?

— Нравится, но всё же это утомительно. Я словно сам живу вместе с ними, сопереживаю, хочу помочь. Я боюсь, что однажды места во мне не останется и чужие судьбы затопят меня, и