Танец падающих звезд - Мириам Дубини

— Приятно снова оказаться дома, — с иронией ответил на приветствия их бывший командир.

Мао и Штанга не уловили иронии:

— Это больше не твой дом.

— Малыш предупреждал тебя, забыл?

Нет, он все хорошо помнил.

— И что мы теперь ему скажем?

Как объяснить тому, кто остается, почему ты уезжаешь? Эмилиано ушел из этого «дома» намного раньше, чем его выгнали. В тот день, когда увидел рыжие волосы Эммы.

— Ничего. Просто ничего ему не говорите.

Ответ друзьям явно не понравился.

— Нет, мы скажем ему, что ты приходил за деньгами, — угадал Штанга. — Но свалил, как только нас увидел. — Для пущей убедительности он достал свою штангу.

— Все, поехали, — шепнула Эмма.

Эмилиано сжал челюсти. Сбежать? Ему предлагают сбежать? Но остаться на этом пепелище было еще хуже. Здесь были эти двое. И была дорога. Достаточно сместиться на сотню метров — и ты уже в другом Корвиале. Там, где мастерская. И Гвидо. Надо было выбирать. И он сделал выбор.

— Счастливо оставаться, — попрощался он с друзьями, садясь на мотоцикл.

Штанга положил свою железную палку на подножку, преградив ему путь.

Эмилиано рванулся к нему, но почувствовал, как рядом дрожит Эмма. И тогда, не моргнув глазом, он дал этим двум разбить его мотоцикл. С каждым ударом он терял часть своего прошлого. Оно разбивалось на осколки вместе с ветровым стеклом, скручивалось и извивалось вместе с покореженным железом, истекало кровью вместе с масляным пятном на асфальте. Когда они закончили, Эмилиано ощутил невероятное облегчение.

— Прощай, — процедил Мао, и они исчезли так же внезапно, как приехали.

— Мне очень жаль, — сказала Эмма.

Эмилиано только пожал плечами.

— У меня теперь есть велосипед, — ответил он и взял ее за руку.

На крышах Змеюки горело знойное полуденное солнце, когда Эмма и Эмилиано навсегда простились с этой частью Корвиале.

— Доброе утро.

Голос Греты. Тихий шепот рядом с его щеками, согретыми первыми лучами солнца. Ласковый шорох волн в ушах, тепло поцелуя на лбу. Сколько бы небесных посланий он ни сохранил, сколько бы разорванных судеб ни связал заново, сколько бы заблудших душ ни соединил навеки друг с другом, он не знал других совершенных моментов, кроме этого. Здесь. Рядом с ней. В полусне он представил себе лучшую историю, в которой небо не было бы границей и он мог бы любить ее, не теряя своего дара.

— Привет, — ответил Ансельмо, как эхо волн.

Вчера ночью они заснули, крепко обнявшись, и сейчас у них ломило все кости. Но они и не думали жаловаться.

— Который час?

— Уже поздно.

Они засмеялись.

Экран телефона Греты показывал полдень, двадцать непринятых вызовов и одно сообщение. Звонки были от матери, сообщение — от Эммы.

Я нашла двести евро.

Можешь забрать их на улице Луки Дʼорвието.

Там рыбная лавка. Спроси Марчелло.

Удачи. Эмма.

— Невероятно! Как ей это удалось?! — воскликнул Ансельмо.

— Я не сомневалась в ней ни минуты.

— Что, идем искать этого Марчелло?

Ансельмо вскочил, направляясь к велосипеду, прислоненному к скале.

— Подожди, мне надо сделать одну вещь.

Эмма, спасибо. Не знаю, что бы я делала без тебя. Грета.

Эмма прочла сообщение и расплакалась.

— Что с тобой? — спросил Эмилиано.

Она сама толком не знала, что с ней. У нее был трудный день. Сначала пришлось договариваться с отвратительным перекупщиком, делая вид, что у нее все под контролем, потом выстоять перед гневом Эмилиано, делая вид, что ей не больно, потом снова столкнуться с этими двумя типами, делая вид, что ей не страшно. И вот теперь наконец кто-то сказал ей за все это спасибо. И отпустил петлю, все плотнее сжимавшуюся вокруг горла.

— А тебе кажется, что сегодня ничего такого не произошло?

Эмилиано смотрел на нее и молчал.

— Скажи мне хоть что-нибудь!

— Что я должен тебе сказать?

— Да что угодно. Почему ты не можешь вернуться домой? Где ты ночуешь? Почему не рад меня видеть? О чем сейчас думаешь?

Эмма превратилась в реку, вышедшую из берегов. Эмилиано поднял руки, как плотину на ее пути.

— Я ночую в мастерской. Точнее, ночевал. Всего одну ночь. Домой не могу вернуться, потому что не хочу. Единственное, чего я хочу, — остаться с тобой.

Его слова не произвели эффекта, которого он ждал. Эмма не успокоилась. Она крепко обняла его, но не успокоилась. Наоборот, стала плакать еще сильнее, поливая своими слезами его кожу. Эмилиано никогда не слышал ничьих слез так близко. Он положил ей руку на голову и нежно провел по волосам.

Вот, уже лучше. Она успокаивалась. Стала дышать ровнее. Потом отодвинулась от него, чтобы посмотреть ему в глаза. И вдруг рассмеялась.

— Почему ты смеешься?

Эмилиано провел рукой по мокрому от ее слез лицу, уже совсем ничего не понимая.

— Такое ощущение, будто ты тоже плакал, — объяснила Эмма, не переставая смеяться.

Она вытерла ему лицо рукавом футболки и успокоила:

— Мне уже лучше.

— Надеюсь, — ответил Эмилиано с подобием улыбки на лице, — потому что это как-то не совсем нормально — плакать и смеяться вот так. Одновременно.

— Сразу видно, что ты нас, девочек, плохо знаешь.

Это правда. Во всяком случае, таких, как она, он не знал вообще.

— Может, познакомишь меня с кем-нибудь?

— Дурачок, — уже совсем спокойно сказала Эмма и добавила, кивая головой на дверь мастерской, которая неожиданно оказалась от них в двух шагах: — Может, поработаем немного?

— Ага.

«Дельфина». Так называлась рыбная лавка Марчелло. Странное название, подумал Ансельмо. Может, Марчелло как-то повстречал дельфина в море? И потом в его жизни случилось что-то очень важное. Но почему название было женского рода? Не иначе как во всем этом была замешана женщина. Интересно, много ли на свете женщин по имени Дельфина? Ансельмо отметил про себя, что его ненужные вопросы становятся все более романтичными. Ему стало неловко. Поэтому он решил сосредоточиться на более важных вещах. Например, на том, как добраться до порта Неаполя.

Грета сунула конверт с деньгами, переданными Эммой, в карман рюкзака и повесила рюкзак не на спину, а на живот, чтобы не выпускать карман из виду. Потом села на раму велосипеда и ухватилась за руль.