Микроубийцы из пробирок. Щит или меч против Запада - Лев Федоров

Именно тогда, в 1954 году, в порядке расширения фронта работ в Загорске (Сергиевом Посаде) был создан третий секретный военно-биологический институт, который сосредоточился на создании оружия на основе вирусов и токсинов. Основу института Загорск-6 составил прибывший из Кирова вирусологический отдел.

В первые послевоенные годы образцы биологического оружия испытывались вахтовым методом на официально необитаемом острове Возрождения в Аральском море (Аральск-7). Однако руководство Советской армии сочло этот метод работы не подходящим для решения все более расширяющегося круга задач в области биологического оружия. В 1952 году было принято решение организовать на острове постоянное военно-биологическое подразделение, которое было названо Полевой научно-исследовательской лабораторией и начало действовать с 1954 года [31, 34].

Ну а постоянной кузницей кадров для военно-биологических дел стала Военно-медицинская академия (ВМА, С.-Петербург), где кузнецкое дело было поставлено на поток. ВМА окончили многие военные, составившие впоследствии костяк военно-биологического истеблишмента (по-современному — «питерцы»), а также всего ВБК — генералы И. П. Ашмарин, Д. В. Виноградов-Волжинский, Л. А. Ключарев, В. А. Лебединский, В. И. Огарков, В. Н. Паутов и многие другие [6]. Кое-что сделала и другая академия — ВММА (Военно-морская медицинская академия), пока не была расформирована.

Таким образом, к середине 1950-х годов в Советской армии сложилась чисто внутренняя система подготовки к наступательной биологической войне, главным образом против живой силы «вероятного противника». Система включала большую когорту людей, испытательные полигоны, хранилища биологических боеприпасов, три мощных специализированных военно-биологических института (в Кирове, Загорске и Свердловске), а также специализированные кафедры военно-учебных заведений. Не хватало лишь соответствующих заводов, однако тогда было не до этого: возведение заводов биологического и химического оружия было тогда менее приоритетным в сравнении с предприятиями ядерной войны.

Неудивительно поэтому, что на Западе вызвало большой переполох заявление маршала Г. К. Жукова 1956 году о том, что в будущей войне Советский Союз будет располагать не только химическим, но и биологическим оружием.

Удивительно лишь то, что оно прозвучало. Потому что резкое усиление работ по подготовке к биологической войне тогда тщательно скрывалось. А пропагандистским прикрытием этих работ служили заявления, что речь идет будто бы о создании средств защиты от биологического нападения «вероятного противника». Впрочем, это в тех редких случаях, когда ВБК СССР/России снисходил до каких-либо объяснений [23, 50, 51, 54, 64–69].

Не забывали и о руководстве. В процессе реформ, последовавших за смертью И. В. Сталина (1953 год), армейская военно-биологическая система изменилась не сразу. Поначалу после ареста Л. П. Берии П. Н. Бургасову пришлось самому управляться с разработками биологического оружия в рамках 7-го управления Генерального штаба Вооруженных сил СССР в должности заместителя начальника [171], где велись и другие работы по оружию массового поражения. В дальнейшем все работы по наступательному биологическому оружию были объединены в рамках 15-го Главного управления Генштаба (п/я А-1968). Именно этот секретнейший орган страны возглавил подготовку Советского Союза к наступательной биологической войне — не только в армии, но и во всех задействованных гражданских ведомствах. Первым главой 15-го управления был в 1960–1985 годах генерал-полковник Е. И. Смирнов (в 1955–1960 годах он занимался тем же самым как руководитель Главного военно-медицинского управления Минобороны СССР) — в течение четверти века Е. И. Смирнов вполне устраивал и Н. С. Хрущева, и Л. И. Брежнева, и Ю. В. Андропова. Ну а при М. С. Горбачеве генерала Е. И. Смирнова на посту начальника 15-го управления сменили не известные нашему обществу генералы В. А. Лебединский (с 1985 года) и В. И. Евстигнеев (1990–1992 годы).

Что до военных химиков, которые в 1920-х годах начинали строить систему биологического нападения, то в их сферу военно-биологическая проблема вернулась лишь в 1992 году (после упразднения 15-го управления Генштаба), как утверждается, лишь в защитной форме [69].

Хотя в системе биологического нападения лидировали генералы, однако после войны она уже не могла развиваться в отрыве от иных ведомств. В послевоенные годы серьезный толчок получили исследования в области биологического оружия в двух специализированных гражданских министерствах — Министерстве здравоохранения СССР (МЗ СССР) и Министерстве сельского хозяйства СССР (МСХ СССР) — и в других ведомствах.

Минздрав

Второе главное управление МЗ СССР контролировало примерно 10 институтов противочумной системы (Ростов-на-Дону, Волгоград, Саратов, Иркутск, Ставрополь, Самара, Алма-Ата, Минск и т. д.) и исследовательские центры по микробиологии и эпидемиологии. Они должны были специализироваться исключительно на защитной проблематике биологической войны — противостоянии особо опасным инфекциям (чуме, холере, сибирской язве и т. д.).

Однако их защитная функция была более широкой. Защищать страну надобно было вне зависимости от происхождения опасности — в результате действий армии «вероятного противника» и от природных инфекций.

На самом деле, помимо оборонительных, противочумные институты решали также и наступательные задачи биологической войны — изучались новые штаммы патогенов, которые могли быть использованы в качестве оружия [10]. Мишень — живая сила и население «вероятного противника» (вспомним на сей счет соображения Я. М. Фишмана времен 1928 года об использовании учреждений Наркомздрава для решения задач военного ведомства без открытия своих истинных целей [74]).

Однако оборонительная биологическая система в принципе не пересекалась с обеими наступательными — военной и гражданской, а ее специалисты не допускались к секретам биологической войны [6]. Впрочем, некоторые противочумные институты, например в Ростове, Саратове, Ставрополе, изменяли официальному предназначению и также участвовали в решении наступательных задач. Однако, скорее на подхвате.

Поскольку в России противочумные институты начали возникать еще в XIX веке, развитие работ происходило не за счет создания новых институтов, а главным образом за счет расширения и изменения фронта работ в действующих. В частности, в противочумных институтах, а также в Москве в Институте эпидемиологии и микробиологии им. Н. Ф. Гамалеи начали заниматься генетикой вирулентности возбудителей особо опасных инфекций [6].

В 1970-х годах противочумные институты Куйбышева и Минска, Саратова и Иркутска, Волгограда и Алма-Аты начали получать серьезные ассигнования на генетические исследования, которые были ориентированы на военно-биологическую проблематику [10].

Для примера приведем информацию о деятельности противочумного института, созданного в 1949 году в Алма-Ате на основе довоенной биофабрики. Он располагал 19 эпидемиологическими станциями в подведомственном регионе Центральной Азии. Численность персонала составляла 450 человек, работавших в 4 лабораториях, в том числе генетической. В институте действовал также завод по производству вакцин и тест-систем против таких заболеваний, как сибирская язва, чума, туляремия, бруцеллез, холера и др. Помимо обслуживания гражданских нужд, институт занимался также работами по проблематике защиты от биологического нападения. Получал институт и зарубежные боевые штаммы опасных патогенов [11].