Покров-17 - Александр Пелевин

Его голос дрожал, казалось, он вот-вот заплачет. Он потупил взгляд, а потом жалостно заглянул мне в глаза и сказал:

— Слушайте, раз вы не отсюда, может, знаете, как отсюда уже наконец выбраться? Достало, честно скажу. Все достало! Наше положение исключительно отчаянное, все уже просто до печенок сидит… В печенках… Сидит. До печенок достало.

— Выбраться? — переспросил я, не веря своим ушам.

— А что? Мы тут сидим уже… Сиднем сидим. Носу не показываем. У нас все тут рухнуло!

Со скрипом открылась дверь кабинета возле лестницы, ведущей наверх, и показался еще один человек в белом халате — лет пятидесяти, совершенно лысый. Он подозрительно оглядел нас, не решаясь выйти из-за двери, а затем все же медленно и осторожно двинулся в нашу сторону.

— Евгений Валерьевич, — обратился он к Доценко. — Это еще кто?

— Подполковник какой-то и с ним писатель из-за кордона! — капризно ответил он, не оборачиваясь в сторону лысого.

— Из-за кордона?

Лысый, кажется, выглядел более адекватным. Он подошел к нам, осмотрел с ног до головы меня, затем Капитана. На его груди висела бирка: «Катасонов А. Е.».

— Евгений Валерьевич не очень хорошо себя чувствует, — сказал он медленно и спокойно. — А вы кто?

— Евгений Валерьевич чувствует себя отлично! — перебил его Доценко. — Я себя чувствую… Ощущаю себя лучше вас всех, чтоб вы знали! Я, в отличие от Юферса…

— Так, стоп, — вклинился Капитан. — Юферс. Мне звонил товарищ Юферс.

Доценко и Катасонов замерли и подозрительно переглянулись.

— Ю-ю-ферс? — протяжно переспросил Доценко. — Сам?

— Да. Ваш директор, товарищ Юферс. Он звонил мне и просил встретить этого человека, сказав, что он нужен Институту.

Оба снова переглянулись и одномоментно захихикали.

По Капитану было видно, что он теряет терпение.

— Извините, — я дернул Капитана за рукав. — Юферс — это руководитель Института, я правильно понял?

Капитан кивнул. Катасонов и Доценко еще громче захихикали.

Я увидел, как в дальней части коридора из кабинета вышел еще один лаборант. Он испуганно посмотрел в нашу сторону, а затем удалился обратно в кабинет, захлопнув за собой дверь.

— Послушайте, — сказал Капитан. — Просто отведите нас к Юферсу.

Катасонов замялся, не сразу понимая, что ответить, а потом сказал:

— А вы вообще… Давно с ним общались?

— Вчера вечером. По телефону. Я уже сказал это.

— Вчера ве-е-чером… — протянул Доценко и снова хихикнул в кулак. — Ну дела. Юферс. Звонил ему. Вчера вечером.

Оба противно заулыбались.

Капитан нахмурился, плотно сжал губы и потянулся к кобуре на ремне. Я понял, что хорошим это не кончится, и взял его за локоть.

— Не надо, — шепнул я.

Капитан закрыл глаза, выдохнул сквозь сжатые зубы, убрал руку от кобуры.

— Просто. Отведите. Нас. К товарищу. Юферсу, — сказал он резко и холодно.

Доценко наконец перестал хихикать.

— Да, да, — сказал Катасонов. — Отведу. Отведу. Товарищ Доценко, вы пока посидите в своем кабинете, у вас там что-то еще на сегодня осталось.

Доценко закивал и быстрым шагом отправился по коридору к своему кабинету, постоянно оглядываясь на нас.

— Пойдемте за мной, — сказал Катасонов, кивнув в сторону лестницы. — К Юферсу. Ха! К Юферсу… Ага.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж. Он выглядел еще хуже, чем холл: стены покрылись черной плесенью, штукатурка облезла, под ногами скопилась пыль и грязь, кафельный пол в коричневых разводах.

Потом мы поднялись на третий этаж: здесь в коридоре даже не горел свет.

— Осторожно… — говорил Катасонов, глядя под ноги. — Почти пришли.

Мы прошли по коридору к самому дальнему кабинету возле заколоченного досками окна. На двери висела грязная табличка под битым стеклом:

Катасонов встал у двери и виноватым взглядом посмотрел на нас, затем кивнул на дверь, достал из кармана ключ, дважды аккуратно провернул его в замке. Отошел, молча указал рукой на дверь.

Капитан дал мне рукой знак не спешить, подошел к двери, потянул ручку на себя, заглянул внутрь.

Его глаза округлились, на лице застыло выражение ужаса.

Я кинулся к двери и распахнул ее целиком.

В просторном, слабо освещенном мерцающей лампой кабинете возле окна стоял большой дубовый стол с зеленым сукном.

На столе сидел ширлик.

До безобразия толстый, со свисающими складками мохнатого живота и короткими ножками с лягушачьими перепонками, с огромным, висящим до груди носом. Из головы его торчали бараньи рога.

У него были редкие седые волосы, а на переносице сидели очки с треснувшим стеклом. Край оправы врос в ткань носа.

Увидев нас, он широко раскрыл маленькие гноящиеся глазки и облизнулся так, что по подбородку потекла зеленая слюна.

— Крррр-шр! — взревел вдруг он и стал подпрыгивать на одном месте, размахивая тонкими ручонками.

Капитан захлопнул дверь.

Повисло тяжелое молчание, только из кабинета Юферса доносилось приглушенное «кррр-шр» и звуки качающегося стола.

— Я сомневаюсь, что товарищ Юферс звонил вам вчера вечером, — медленно проговорил Катасонов, глядя на закрытую дверь. — Он уже три месяца… Мы носим ему объедки. Пристрелить не поднимается рука.

— Я могу закончить это, — сказал Капитан.

Катасонов вздохнул, нервно дернул уголком рта, посмотрел в глаза Капитану и кивнул.

Капитан вытащил пистолет, быстро приоткрыл дверь, протиснулся в кабинет боком и дважды выстрелил.

Приглушенное «кррр-шр» превратилось в сдавленный хрип, а затем смолкло.

Капитан закрыл дверь и убрал пистолет.

Снова повисло тяжелое молчание.

Его прервал Доценко, который поднялся по лестнице и встревоженно смотрел на нас из коридора.

— Вы что, вы его… Все? — спросил он, поправляя очки на носу.

Капитан кивнул.

Доценко криво ухмыльнулся, обнажив зубы, пожал плечами.

— Ну, это, конечно, давно пора, да, это да…

И медленно, сгорбившись, ушел вниз по лестнице.

Спустя несколько минут мы спустились в вестибюль.

Я не знал, что теперь делать.

Капитан, кажется, тоже.

Катасонов стоял рядом с понурым видом и тоже не понимал, что теперь делать.