Марко Поло. От Венеции до Ксанаду - Лоуренс Бергрин

Рукописные манускрипты буддистов оказались более красноречивы. «Образ их письма походит на татарский. Они начинают писать наверху листа, ведя строку сверху вниз, и так же они читают, и умножают строки слева направо. Они используют определенные письмена и знаки в магических обрядах, и храмы их полны коротких свитков, развешанных по стенам».

Гийом был настолько наблюдателен, что различил и другие типы письменности. «Катайцы пишут кистями, какими пользуются художники, и в одном знаке сочетают несколько букв, образуя слово. Люди Тибета пишут, как мы, слева направо, и буквы их схожи с нашими. Народ тангутов пишет справа налево, как арабы, и множит строки снизу вверх».

За десятилетия до появления в тех местах Марко Поло Гийом описал деньги, отпечатанные «на бумаге из хлопка, длиной и шириной в ладонь» — обменную валюту, настолько далеко опередившую все существовавшие на Западе, что она ставила европейцев в тупик. Не многие понимали, что будущее за ней.

Гийом вовлек буддийских монахов в теологический диспут, однако обманулся в своих ожиданиях. Когда он спросил, в какого бога они веруют, те, к разочарованию францисканца, ответили: «Мы верим, что существует лишь один Бог». Он ждал другого ответа. Среди нехристиан он готовился обнаружить идолопоклонство и прочие языческие практики.

Он поставил вопрос иначе: «Верите ли вы, что Он — дух некой телесной субстанции?»

«Мы верим, что Он — дух», — был ответ.

Убежденный, что они скрывают истину, Гийом пожелал узнать, почему, веруя, что Бог есть дух, они изображают его во множестве образов. И добавил: «Если вы также не верите, что Он подобен сотворенному человеку, почему вы изображаете Его в образе человека, а не любого другого создания?»

Монахи отвечали, что Гийом заблуждается: образы, о которых он говорит, изображают не Бога. Это были приношения богатых умерших, чьи родственники принесли в дар храму их изображения. «В память об умерших мы почитаем их».

— Несомненно, это превратный обычай, — презрительно сказал Гийом. — Вы делаете это только из дружбы и лести к людям.

— Нет, только в их память.

Далее монахи сами пошли в атаку.

— Где Бог? — спросили они у Гийома.

Тот ответил вопросом на вопрос:

— Где ваша душа?

Хозяева ответили, что душа помещается в их телах.

Гийом перешел на проповедь:

— Разве она не помещена во всех частях вашего тела, управляя и направляя его и все же оставаясь невидимой? Так же и Бог повсюду и правит всем, и все же он невидим, будучи самой мудростью и постижением.

Едва Гийом подобрался к сути, как переводчик «утомился», и диспут прервался в самом разгаре.

Духовной оттепелью в жестокой каракорумской зиме стало для Гийома объяснение с правителем области, Мункэ-ханом, внуком Чингисхана. Тот объяснил монаху, что как Бог дал человеку пять пальцев на каждой руке, так же Верховное Существо дало различным народам разные веры. Это проявление религиозной терпимости, глубоко укоренившееся в сознании монголов, бросало вызов всем убеждениям Гийома как миссионера христианства, однако он не мог отрицать достоинств изложенной ханом точки зрения и следующего из нее вывода, что единство веры превосходит все различия в ее проявлениях. Под конец этой увлекательной беседы с Гийомом Мункэ выразил осторожное приглашение к установлению дипломатических отношений или хотя бы диалога с христианским Западом. «Если ты повинуешься нам, пришли гонцов, чтобы мы знали, желаете вы мира или войны».

Гийом де Рубрук гонцов не прислал, однако его миссия, продолжавшаяся с 1253 до 1255 год, достигла частичного успеха. Отныне монгольские правители заинтересовались Западом, если не его религией, то хотя бы перспективами торговли.

Мункэ-хан умер в 1259 году. Его преемник Хубилай был избран «великим ханом» годом позже. Когда до папского двора дошли необоснованные слухи, что Хубилай обдумывает обращение в христианскую веру, миссионерская активность разгорелась с новой силой. Папа Николай III в 1278 году отправил миссионеров-францисканцев для наблюдения за ходом обращения, однако тем не удалось добраться до цели.

Между тем Хубилай-хан предпочитал, по обыкновению монголов, одновременно практиковать различные религии. Он поддерживал сердечные отношения с представителями всех вероисповеданий, даже если они жестоко противоречили друг другу. Такой образ действий оказался отличной политикой, потому что все веры стремились угодить Хубилай-хану, и никто не осмеливался объявить себя его врагом — поскольку религиозные лидеры стремились сохранить духовную власть.

С каждым путешествием, с каждым новым отчетом мир для европейцев расширялся, представлялся все более хаотичным и все менее управляемым. Путешественники твердили об огромных расстояниях, о неизбежных трудностях пути, о непримиримых противоречиях между различными странами, культурами, языками, обычаями и религиями. Отчеты столь различных посланцев, как Вениамин из Туделы, Джованни Плано дель Карпини и Гийом де Рубрук, единодушно описывали мир за пределами Европы сложным, мятущимся и угрожающим, и при всем при том — податливым. Оценить величие свершений Марко Поло можно, в частности, сравнивая его повествование с рассказами предшественников. При всей увлекательности первые сообщения были одномерными и буквальными. Марко, в свой черед, вольно смешивал факты и фантазии, личный опыт и легенды, подпирая все это прямолинейными оценками виденных людей и мест и приукрашивая собственным бахвальством. Марко никогда не удовлетворялся чистыми фактами, сколь бы увлекательными они ни были, и воображение неизменно уносило его за пределы истории.

Вступив в Афганистан, Марко, по-видимому, несколько отвлекся от истинной цели своего путешествия и просто наслаждался жизнью. Наконец он достиг отдаленной провинции Бадахшан на северо-востоке. В этой области, принадлежавшей некогда древнему царству Бактрия, его впечатления резко поменяли знак. Здесь начинались настоящие торговые пути на Восток.

Афганистан времен Марко Поло простирался на север до Туркестана, на северо-восток до Китая, оккупированного монголами, на юг до полуострова Индостан и на запад до Персии. Афганистан, перекресток культур, языков и религий, превратился в центр торговли и перевозок. Его засушливые плоскогорья, плодородные долины и снежные пики прочертила сеть пеших и конных следов, караванных путей, удобных для купцов, подобных Поло.

Это древнее переплетение троп привлекало внимание пришельцев, из века в век превращавших Афганистан в огромное поле боя между разными культурами. Александр Македонский, вторгшийся с севера и продвигавшийся к легендарной Бактрии (Балх во времена Поло), основал здесь не одну, но несколько Александрий. Бактрийцы оказали сопротивление армиям Александра, однако в 328 году до нашей эры все же сдались. Бактрия усвоила культуру и язык Греции и вновь расцвела как полунезависимый город-государство. Далее она попала в руки селевкидов, эфталитов и, наконец, турок, правивших здесь с VI века до вторжения армий Чингисхана. Ни одна армия не нанесла экономической и политической системе Афганистана такого ущерба, как монголы. Их было великое множество: шестидесяти- или семидесятитысячное конное войско монголов появлялось внезапно и быстро овладевало регионом. Конные воины пускали до шести стрел в минуту, обратившись вперед или назад, на всем скаку. Их стрелы затмевали небо, они выслеживали врага в любых укрытиях. (Во время одной из кампаний Чингисхан сам въехал верхом в мечеть и перебил всех, искавших в ней спасения. После этого сундуки, предназначенные для хранения Коранов, были использованы под зерно для лошадей.) Войско монголов уничтожило бесценную систему орошения и превратило плодородные поля в засушливые пустыни, которые Поло, как и другим путешественникам, нелегко было преодолеть. «Одним ударом был опустошен плодородный мир, — писал персидский историк XIII века Джувайни, — и с тех пор местность эта пришла в запустение, большая часть населения погибла, их кожа и кости стали прахом, от прежнего могущества не осталось и следа».