Ростов-папа. Часть 2 - Дмитрий Николаевич Дашко

Да, он мог запомнить тебя, — справедливо заметил Художников.

— Вряд ли. Он видел меня практически мельком, когда отстреливался. Но я могу изменить внешность.

— Бороду ты точно отрастить не успеешь.

— Скорее наоборот, не буду ничего отращивать, а, скажем, подстригусь налысо.

— И тебе не жалко пускать под нож шевелюру?

— Так это ж для дела. К тому же со временем отрастёт, будет не хуже чем сейчас, — равнодушно сказал я.

Никогда не комплексовал по этому поводу, даже когда рано начал лысеть в прошлой жизни. А сейчас — так вообще грех жаловаться! С волосами на голове настоящему Быстрову очень даже повезло. Ни малейшего намёка на ранние залысины или плешь.

— Будь по твоему, — решился Художников. — Семёна Михайловича ставить в известность будем?

— Не стоит. Он военный, а не сыщик, может случайно меня «запалить».

— Согласен. Но ты понимаешь, что так просто эти дела не делаются. Придётся согласовывать с особистами ГПУ. Кого попало к товарищу Будённому не подпустят.

— Мышанского напрягите. Пусть по своим каналам организует. В конце концов одним делом занимаемся, пусть и от чекистов будет толк.

— Сегодня же с ним свяжусь. А ты точно не опозоришься с этим своим джиу-джитсу?

— Обижаете, товарищ начальник. Могу продемонстрировать умения хоть сейчас.

Я стал снимать с себя пиджак.

— Не надо! — попросил Художников. — Считай, что я тебе верю.

Глава 11

В чём не откажешь чекистам, так это в оперативности. Не успел Художников связаться с Мышанским, как вечером того же дня ко мне приехал посыльный с сообщением, что завтра меня ждут в штабе Северо-Кавказского военного округа на «рандеву» с заместителем командующего округа — Семёном Михайловичем Будённым.

Встреча была назначена на десять утра, к этому времени я уже успел навестить цирюльника и вышел от него с бритой наголо и потому сверкающей на весеннем солнце головой, вдобавок от меня за версту несло одеколоном — парикмахер не пожадничал и окатил «кёльнской водой» как из ведра.

По пути я старательно обдумывал линию поведения. Семён Михайлович не слал самодуром, но определённая «чудинка», как у многих талантливых людей, в его характере присутствовала, поэтому надо было найти правильный подход к великому полководцу.

Да и волновался я, как без этого. Не каждый день к самому Будённому идёшь!

Вот за что я точно не переживал — так за своё инкогнито. Не успела ещё моя личность примелькаться в Ростове, даже свой народ в органах меня толком не знал, за исключением сотрудников угро, а что тут говорить про военных!

Даже фамилию менять не стал, шёл под своими официальными бумагами как Георгий Быстров.

Штаб округа располагался в шикарном трёхэтажном здании бывшего отеля «Палас», расположенного на углу Пушкинской улицы и Таганрогского проспекта. До революции это была самая фешенебельная гостиница в городе, когда-то в ней останавливалась даже царская семья.

У подъезда стояли автомобили: полдюжины легковых, два ощетинившихся пулемётами броневика и несколько грузовичков, но больше всего места было отдано под конские экипажи.

Я представился дежурному. Тот проверил мои документы и кивнул:

— Всё верно, товарищ Быстров Георгий Олегович. Пропуск на вас уже заказан. Обождите минуточку.

Ждать пришлось немногим дольше, пока меня не окликнули:

— Товарищ Быстров?

Я обернулся и увидел подтянутого молодого краскома, одетого в новенькую гимнастёрку и галифе, на ногах у него были начищенные до блеска сапоги с кавалерийскими шпорами.

На его фоне я, облачённый в старенький гражданский костюм, просто потерялся.

— Да, Быстров — это я.

— Пётр Зеленский, адъютант товарища Будённого. Вас уже ждут. Прошу следовать за мной.

Он привёл меня к кабинету будущего маршала, в приёмной которого было на удивление пусто: ни одного посетителя, только загруженная по самую макушку работой девушка-пишбарышня, при взгляде на которую мне невольно вспомнилась Варя. Надеюсь, она всё-таки нашла себе новую должность.

Адъютант распахнул передо мной высокую дверь.

— Прошу.

Я вошёл в кабинет.

Будённый сидел за большим, покрытым зелёным сукном, столом, заставленным телефонами.

Я прежде видел его только на портретах, старых фотографиях и в кинохронике. Широкоплечий, коренастый, с широким открытым лицом, густыми соболиными бровями и народным достоянием: легендарными пышными усами. Не знаю, правда это или нет, но мне прежде доводилось читать, будто один из усов он когда-то случайно подпалил, и потом был вынужден всю жизнь подкрашивать.

Вот бы узнать это точно, для истории…

Семён Михайлович окинул меня весёлым и я б даже сказал — любопытным взором.

— Что же в тебе такого нашёл Климент Ефремович, что тебя ко мне инструктором заслали?

А молодцы чекисты, красиво подвели меня к Будённому от лица его непосредственного начальника — Ворошилова.

Я усмехнулся.

— Это вам лучше у него спросить, товарищ Будённый.

— Спрашивал уже. Только по глазам вижу — не договаривает чего-то Клим. Ты воевал, Быстров?

— Так точно, воевал.

— В каких войсках?

Настоящий Быстров всю гражданскую провёл в Первой Конной, но, увы, его воспоминания ко мне так и не передались, поэтому я легко мог засыпаться на любых деталях, начни Будённый уточнять, в каком полку и эскадроне я служил, кто мой командир. И всё-таки стоило рискнуть.

— В кавалерии.

Будённый был страстным лошадником, любившим свой род войск до умопомрачения. Мои слова пришлись ему по душе.

— В кавалерии? Это дело! — просиял он. — А с джиу-джитсу как познакомился?

— В Москве занимался на курсах у товарища Катаямы.

— И что — хорошая вещь эта джиу-джитсу?

— Как и любая другая борьба, это всего лишь инструмент в руках того, кто ей владеет. Нужно уметь его использовать.

— А ты — вроде как умеешь? — слегка подначил меня Будённый.

— Товарищ Катаяма не жаловался.

Я знал, что вряд ли мне просто поверят на слово, так или иначе Семён Михайлович захочет испытать меня и с первых минут настроился на это. Как скоро выяснилось — предчувствия меня не обманули.

— Что ж, Быстров, на словах ты мастак, осталось проверить каков ты на деле.

— Не вопрос, товарищ Будённый! Сами со мной поборетесь?

— Не спеши, инструктор, прежде чем со мной схватиться, посмотрю заборешь ты или нет моего адъютанта.

Он вызвал Зеленского и на вопросительный взгляд того, пояснил:

— А ну-ка, Петь, покажи московскому товарищу, что мы тут щи не лаптем хлебаем. Положишь на лопатки — дам тебе неделю отпуска к родным на Полтавщину.