Океанский патруль. Том 1. Аскольдовцы - Валентин Пикуль

— Насажали там в диспетчерскую каких-то… простите, идиотов. Я им говорю, что корабль вступает в строй действующего флота, а они: «Вставайте в очередь»…

— Вот потому, что корабль вступает в строй действующего флота, ты, штурман, привыкай докладывать вначале суть дела. А остальное расскажешь за обедом.

— Есть, товарищ капитан! Порт нашу заявку на плавсредства выполнить не может.

— Почему?

— Нет свободных буксиров.

— Из двенадцати — ни одного?

— Да. Пять из них разогнало штормом, и они по сей день где-то в море, четыре буксира тянут баржи с углем.

— А резерв?

— В резерве имелось три. Но один недавно потерпел аварию во время бомбежки, а два выручают союзный транспорт.

— Тоже последствие налета?

— Никак нет! Диспетчер рассказал, что мой английский коллега по какой-то причине принял Кольский залив за Темзу на подходах к Лондону и посадил коробку на мель.

— По какой-то причине… Тоже мне скажут! Причина одна: наездился рому до цветных шариков! Вот вам и на мели все десять тысяч тонн!

Штурман рассмеялся:

— Разрешите повторить заявку на завтра?

Рябинин разложил на столе карту, стукнул по ней кулачищами.

— Не умеем работать! — сказал он. — Все эти портовики, черт бы их брал, — где только они учились?

— Есть, товарищ капитан, особый институт, где их готовят, — услужливо подсказал Векшин.

— Институт… На логарифмической линейке они мастера щелкать. А вот не могут догадаться спустить водолазов и оттащить эту баржу на глубокое место. Драть надо за такие вещи! За уши драть! И чтобы все видели, как их дерут…

— Что прикажете делать?

— Пока ничего. Будем вставать в док своим ходом.

— Да, но там эта… баржа! Вы же сами сказали, что можно обрубить винт. Можно свернуть руль…

Рябинин набил табаком трубку, она засопела в его зубах.

— И винт. И руль, — недовольно сказал он. — Можно и голову свернуть с такими помощничками… Вот что: на штурвал поставь рулевого с хорошими нервами, а я попрошу боцмана возглавить людей на полубаке. Тут самое главное — чтобы нам не помешали. А на мачту поднимем «мыслете»…

Он снял телефонную трубку.

— Лобадин? Слушай, механик, готовь котлы к действию… Что? Да, снимаемся с якоря… Сейчас…

На палубе к Рябинину подошел боцман Мацута:

— Прохор Николаевич, я там это… тово… Погорячился как бы… Вы уж это… тово… Не сердитесь…

Капитан «Аскольда» крепко обнял старика.

— Дорогой боцман, — сказал он, — как мне тяжело с тобой расставаться! Ведь я десять лет знал, что где ты — там и корабль. Но тебе надо уйти. Мы люди здоровые, сильные, впереди у нас тяжесть, которую мы-то одолеем, а ты можешь надорваться…

Мацута громко высморкался в клетчатый платок — подарок родной Поленьки.

— Прохор Николаевич, как же мне жить-то без «Аскольда»? Позвольте, хоть в док его поставлю…

— Я сам хотел попросить тебя об этом, — ответил Рябинин.

Из люка машинного отделения показалось потное усатое лицо механика Лобадина. Закрутил машинный «дух» усы, сказал:

— Машины готовы, «Пар Паркевич» на марке.

— Добро. Ну, боцман, объявляй аврал!

Мацута достал свою дудку — такую старую, что с нее уже давно слезло царское серебро. Дунул — шипит. Потряс в руке — опять не свистит. Встряхнул, словно градусник, сказал:

— Горошина опять… закатывается куда-то…

Матросы смеялись:

— Что, боцман? Авралить уже нечем стало? Ты ее не в рот вставляй, а в другое место…

— Состарилась, — сказал Мацута. — Вам-то, молодым, скоро и дудку новую дадут. Посмотрю я, как вы тут без меня в кулак насвиститесь!.. Лоботрясы вы все! Вам бы жрать да спать — вот и вся ваша забота… А ну — пошли все наверх! С якоря сниматься…

Старая дудка все же сработала, запропавшая куда-то горошина вернулась на нужное место и теперь, быстро крутясь, дробила сигнал на переливчатый свист. Матросы быстро выскакивали из жилой палубы, а боцман покрикивал:

— Давай, давай!.. Не ленись ногами… Ну, чего застыл, будто я тебя на карточку снимать буду?.. За кашей-то на камбуз вы все мастера бегать!.. Пошел, пошел, ребята!.. Улыбок не вижу!..

Авральная команда разбегается на полубаке среди хитрых переплетений цепей, стопоров и гаков.

— Па-а-ашел брашпиль! — командует с мостика Рябинин.

Боцман открывает вентиль, и барабан лебедки начинает с грохотом вращаться, наматывая на себя якорную цепь. Цепь лязгает тяжелыми звеньями. «Аскольд» медленно подтягивается к лежащему на грунте якорю. Наконец цепь смотрит отвесно.

— Па-а-анерр! — докладывает боцман на мостик.

Ил долго не отпускает якорь. Но брашпиль сильнее вязкой хляби грунта. Мотор вырывает из ила чугунные лапы — сразу облегченно вздрагивает корабль.

Мацута кричит:

— Встал якорь!..

Брашпиль быстро набирает обороты. Пятисоткилограммовый якорь рвется наверх во всю прыть, и, увидев его на поверхности, боцман успокоенно машет рукой Рябинину:

— Чи-и-ист я-якорь!..

И пусть на якоре налипло добрых пять пудов вонючего ила и на его лапах шевелятся клубки актиний, Мацута все равно прав: якорь чист, потому что не зацепил с морского дна чужую цепь или какой-нибудь кабель.

Док, стоявший под навесом огромной крутой скалы, находился как раз напротив Мурманска и уже был готов принять корабль. Потопленный в море настолько, что над водой виднелись лишь края его бортов, он напоминал сейчас гигантский совок, который должен поддеть «Аскольд» под самое днище и, снова выходя на поверхность, осушить его для капитального ремонта.

Траулер на малом ходу приближался к доку. На воде угрожающе качались красные буйки, ограждавшие затопленную баржу. Рябинин дал приказ задраить все двери, клинкеты и горловины. Предстоял трудный маневр: надо было вжаться в узкое пространство между доком и баржей, лежащей на дне, развернуться, а потом уже втягиваться в док.

Чтобы проходящие мимо корабли не разводили волну, которая могла бы сорвать маневр «Аскольда», Рябинин велел поднять на мачте сигнал «мыслете». Такие же бело-красные флаги были подняты и на береговых постах Мурманска, безмолвно приказывая всем кораблям уменьшить ход.

Алеша Найденов, стараясь не забрызгать брюки, обмывал из шланга якорные лапы. Ставриди и Борис Русланов пытались откатить в сторону бочку с ворванью. Савва Короленко застыл с отпорным крюком в руках, рассматривая девушек-работниц, расположившихся на ажурном перекидном крыле дока.

— Куда вы бочку-то катите? — спросил он.