Чувства наизнанку - Даша Коэн

class="p1">И только спустя пару часов я успокоилась, пришла в себя и смогла отвлечься на другие темы, не связанные с моим уродливым прошлым. И даже рассказала Нинке про проделки друзей и то, как мы вчера весь вечер кривлялись, фотографируясь с мальчишками и выставляя сториз на всеобщее обозрение.

— Они тут все как на подбор офигенные, Танюха, — рассматривала снимки подруга, — но блондин — это нечто. Черт! Как же он горяч. Слушай, твоего Хана точно Кондратий хватит, если он это увидит, конечно.

— Сомневаюсь, — фыркнула я, — и с чего это все решили, что он будет шастать по моим страничкам в социальных сетях? Бред…

И вот прямо на этом моменте домофон в моей квартире издал свою пронзительную трель.

— Ты кого-то ждешь? — нахмурилась Нинка.

— Нет, — пожала я плечами, — может просто номером ошиблись.

Но все же двинула открывать и подняла трубку.

— Кто?

— Я.

Сердце в пятки. Стремительно. Да так и разбилось там, рухнув с такой высоты.

— Кто я? — сглотнула я и задала вопрос, хотя совершенно точно знала, кто ко мне явился.

— Хан. Тань, открой дверь, поговорить надо.

— Э-э-э…простите, Марк Германович, давайте будем разговаривать исключительно в рабочее время и по рабочим вопросам, — и прижала ладонь к груди, внутри которой отчаянно ныло и свербело.

— Сейчас надо. Открывай!

— Я не одна! Всего хорошего!

И положила трубку, а потом развернулась к офигевшей Нинке, которая смотрела на меня во все глаза. Ну, а я на нее и вообще не знала, что говорить, и что теперь делать.

— Начальник твой? Приперся? Опять?

— Опять! Поговорить ему, мол, надо.

— Ага, ну понятно. Видимо заценил всех твоих дружков на фото, вот пришел рассказать в каком он восторге от увиденного.

— Я его не пустила, — прошептала я, — сказала, что не одна.

— Ой, че щас будет!

— Что? — испуганно заметалась я по прихожей.

— Ой, ты дура, Танюха!

И в следующее мгновение мы обе вздрогнули, когда кто-то настойчиво позвонил в дверной звонок.

— Ой…

Таня

— Так, ты тут сама разбирайся, подруга, а я на балкон. А то еще прибьет меня ненароком твой влюбленный Отелло.

И смылась. А я осталась стоять на месте и безумно хлопать глазами. Влюбленный? Да я вас умоляю!

Закусила костяшку указательного пальца и призадумалась, что может тоже убежать на балкон и отсидеться там спокойно. А потом и вовсе притвориться мертвой. А что? Идея!

Снова звонок.

А потом еще один, но уже на мой телефон.

Скидываю. Через пару мгновений приходит сообщение:

«Тань, меня и так момбит, прошу, не доводи».

Подхожу к двери, смотрю в звонок. Стоит, словно тополь на Плющихе, уперевшись в дверь одной рукой. Лица не видно, но мне и так понятно, что он словно бомба замедленного действия.

Ладно, мне все эти страсти осточертели до тошноты. Мало мне проблем, так еще и этот на мою голову свалился.

У него только славно потрахаться на уме, а у меня другие планы на свою жизнь. И подстилкой в кровати своего босса я становиться не собираюсь.

Снова звонок. И я все-таки открываю дверь, а потом тихо вскрикиваю, когда Хан просто-напросто без лишних слов вламывается ко мне, отставляя меня в сторону рукой, словно я не человек, а всего лишь незначительный предмет интерьера.

— Что ты себе позволяешь? — задыхаюсь я от негодования, не замечая, как перехожу на «ты».

— Помолчи сейчас, — произносит глухо, и я вижу, как его грудная клетка ходит ходуном.

Он совершенно точно в ярости. Боже!

Быстро разувается и проходит в комнату, а я за ним.

— Хан, я тебя не приглашала! Выйди вон!

— Ну и где он? — осматривается и даже заглядывает в шкаф-купе.

— Ты спятил? — бью я его по рукам.

— Блядь, давно! А что незаметно? — ухмыляется и идет в ванную комнату.

— Мне полицию вызвать?

— Валяй, — отмахивается от моих слов и движется на лоджию, где притаилась Нинка.

Мне так стыдно перед ней. И я просто на пределе, еще чуть-чуть и случится «хоба».

— Я хочу, чтобы ты убрался из моей квартиры! — неожиданно перехожу я на крик, — Мне осточертел ты и твои припадки! Ты кем себя возомнил, а? Ты откуда такой нарисовался расчудесный, м-м? Вон дверь, вышел в нее и навсегда забыл сюда дорогу! Тебе тут не рады, Хан!

— А кому рады, м-м? — рычит он, — Стасику?

— Да Стасику! — киваю я и задираю выше нос.

— И блондинчику этому прилизанному? — хрустит костяшками пальцев.

— И ему тоже!

— Собрала вокруг себя гарем! — обвинительно тычет в меня указательным пальцем.

— Не твоего ума дела, что мне коллекционировать.

— Ты просто…

— Ну давай! Чего замолчал? И бабки мне не забудь предложить за благосклонность, а я тебя еще раз пошлю на хрен, раз ты такой медленный газ!

Глаза в глаза. Мои, полные ненависти. Его — сплошь залитые мраком.

Ничего не отвечает, только разворачивается и все-таки выходит на балкон, а я окончательно разбиваюсь. На мелкие кусочки. Мне так больно, что он принимает меня за ту, кем я никогда не являлась. Он ничего обо мне не знает, но выводы уже сделал. И вынес свой приговор.

— Ой, здрасти, — слышу я с балкона голос подруги.

— Добрый день, — будто бы ничего не случилось произносит Хан, а потом возвращается в комнату, но на меня уже не смотрит.

Неужели стало стыдно? Не верю!

— Тань…

— Все, Марк, моих сил больше нет, — выдыхаю я и понимаю, что больше так не могу.

— Я просто…

— Увольняй меня! Сейчас же!

— Послушай, — делает шаг ко мне, но я отступаю и прячусь за стулом.

— Увольняй! Иначе я сделаю это сама! И плевала я с высокой горы на твою долбанную неустойку. Ничего, не сдохну, одну же плачу как-то бывшему работодателю. Вот и еще одну выплачу. Снова кредит возьму. Понятно? Но терпеть тебя и твои долбанные кордебалеты я больше не собираюсь! Иванчук меня год домогался, теперь ты. Что вам, баб сговорчивых мало? С меня хватит, черт возьми!

Молчит. Только сверлит своим тяжелым взглядом, от которого у меня все умирает внутри и исходит тленом, а потом делает шаг в мою сторону. Тут же шарахаюсь назад, припечатывая его словами:

— Я не шучу, Хан!

Минута молчания растягивается между нами в целую вечность. Я для себя все решила. А он только смотрит на меня, поджимает губы, а потом наконец-то едва заметно кивает, чем делает, казалось бы, еще больнее. Почти смертельно.

А потом выходит из квартиры без единого слова, пока я медленно оседаю на пол, закрывая лицо руками. И реву! Навзрыд!

— Ну и чего ты плачешь, глупая? — присаживается рядом со