Убить колибри - Александр Проханов

Перед отлетом в Москву Окладников гулял по Душанбе, удивляясь вкусу современных таджикских правителей, которые построили дворцы времен средневековых эмиров. В ювелирном магазине, среди золотых украшений, шкатулок из резного камня, увидел серебряный браслет, украшенный лазуритом. Белое серебро благородно, изысканно сочеталось с синим камнем. Купил подарок для Ольги. Осторожно, чтобы никто не увидел, прижал к губам браслет, прошептал: «Моя милая».

Ольге казалось, что ее кто-то тихо мучит, наблюдает, как ей худо. Ей вдруг становилось так тоскливо, что она начинала рыдать. Было всех жаль, все были беззащитны, обречены, не знали о близких несчастьях.

Ей хотелось обнять детей, которых она встречала на улице. Заслонить их милые чудесные лица, увести туда, где их не достанут болезни, жестокость, старость.

Было жаль стариков с пугливой походкой, умоляющим взглядом, которым они просили снисхождения, не умели объяснить, чем была их жизнь, какая в ней открылась тщета, как им быть теперь, когда с каждым днем их уводят из жизни, так и не объяснив, зачем она.

Ее кружило, мотало, ударяло о твердые углы, накалывало на острия. Она металась, старалась удержаться, хваталась за случайную опору, но опора ломалась, в руках оставался клок бессмысленного, незавершенного начинания, и она снова неслась. Искала спасения в другом, случайном, таком же неверном деле.

Она ходила по вернисажам, писала о выставках, размещала статьи и рецензии в модных журналах. Не чувствовала удовлетворения. Усвоив «птичий язык» арт-критиков, не умела уверить себя в значимости и эстетической ценности бесчисленных инсталляций, понять смысл экстравагантных поступков, которыми художники, забросив карандаши и кисти, привлекли внимание публики.

Она вдруг набрасывалась на книги современных писателей. Увлекалась их виртуозным языком, метафорами, едкой игрой понятий, изысканным нигилизмом, который находил созвучие с ее острым скептическим разумом. Но вдруг, не дочитав книгу, испытывала пустоту, мнимость, несвязанность со своей тоской, неприкаянностью, слезным непониманием жизни. Надолго забрасывала чтение.

Она ходила по гостям, посещала вечеринки, брала билеты на спектакли модных зарубежных трупп. Но понимала, что этим стремится сжечь отпущенное ей время, не находя в этой жизни главного, ради чего появилась на свет.

Ее отношения с мужем, с благородным, достойным, который возник перед ней, когда она, после второго замужества, закружилась в безумной карусели легких увлечений, путешествий, знакомств. Убегала от глубокой печали, разочарования, одиночества. И вдруг, очнувшись, смотрела на открытое окно, за которым шумел город, и думала, как бы хорошо встать босыми ногами на жестяной карниз и кинуться вниз.

Муж, боевой генерал, окружил ее обожанием, принимал ее увлечения, терпел ее вздорных и манерных друзей. Был занят тяжким государственным делом, перед которым все ее вечеринки и вернисажи казались пестрым вздором. Она ценила его доброту, благородство. Была благодарна. Но вдруг случалось, что ей хотелось выкрикнуть ему самые страшные, унижающие его слова и увидеть, как его большое сильное лицо становится несчастным и беззащитным.

Сегодняшний вечер Ольга намеревалась провести в арт-клубе «А-18», который содержался на деньги олигарха Феликса Гулковского. В клубе выступали знаменитости, проходили дискуссии, творческие встречи, которые потом попадали на страницы газет, на телеэкраны. Олигарх поддерживал свободный обмен мнениями, полагая, что это станет препятствием для введения цензуры, признаки которой начинали ощутимо сказываться.

Клуб помещался у Патриарших прудов. У входа то и дело останавливались дорогие машины, и из них на снег, под блеск фонарей, выходили известные художники, журналисты, издатели, звезды политической и художественной элиты.

Ольга поставила свой серебристый «Пежо» на стоянке и оказалась в переполненном помещении. Повсюду были расставлены столики, к ним подносили кофе, вино, легкие закуски. Сияла огнями пока еще пустая сцена. Люди обнимались, гомонили, иные слишком громко, желая обратить на себя внимание хохотом или шумными объятиями.

Среди модников, позеров, столичных красавцев Ольга заметила человека, случайного и нелепого в этой холеной толпе. Он был немолод, в помятом пиджаке, на котором красовались орденские колодки, с провинциальным, растерянным и виноватым лицом. Гости обходили чужака, затесавшегося в их избранный круг, и он чувствовал свою чужеродность, заискивающе улыбался, кланялся тем, кто не отвечал на его поклоны. Увидел в глазах Ольги сочувствие:

– Вот пришел посмотреть на столичное общество. Расскажу дома, что видел московских знаменитостей. Ведь Макс Миловидов, он мой кумир. Как он защищал Советский Союз, как защищал Россию! Вот кому надо присваивать звание Героя России!

Ольга улыбнулась, и ее закрутило в суматохе знакомых художников, поэтов и музыкантов.

К ней подошел художник Строгайло, тот, что своим энергетическим полем убил крохотную птаху колибри. Тогда он был бос, с голой спиной, почти обнаженным пахом. Теперь же на нем была вольная блуза, на шее был повязан голубой шелковый шарф. Он напоминал старомодного художника позапрошлого века, образ, который каждый раз разрушался очередной экстравагантной выходкой.

– Спасибо тебе, милая, за статью в «Метрополитене». – Строгайло взял Ольгину руку и держал ее, пока говорил. – Мне многие звонили. Тебе удалось раскрыть мою эстетику, основанную на магии и технике. Современная техника использует магические технологии, а художник одухотворяет и то, и другое.

– Рада, что тебе понравилось. – Ольга отобрала руку, из которой, как ей показалось, стало уходить тепло. – Приглашай еще. Только, если можно, обойдись без убийства птички.

– Кстати, ты знаешь, мне это едва удалось. Кто-то мешал, перекрывал канал, связывающий меня с Космосом. Я задыхался, был готов потерять сознание. Какой-нибудь враждебный маг.

– Ты черный маг, убиваешь птиц. Значит, тот, кто тебе мешает, маг белый.

– Какой-нибудь монах на Афоне. Афонские монахи мне часто мешают. Я веду с ними постоянную борьбу.

– Может быть, чудотворная икона? Я видела ее недавно. От нее исходит благодатный свет. Она указывает на источники зла и подавляет их. Ты в этот вечер творил зло.

– Ты шутишь?

– Я видела икону. Она находится в мастерской реставратора. Кажется, его зовут Аркадий Челышев или Челищев. Такой странный господин.

– Челищев Аркаша. Он был неплохим художником. Но потом польстился на деньги и стал реставрировать всяческую музейную рухлядь. И где же его мастерская?

– На Пушкинской площади.

– Посмотрим, посмотрим, – Строгайло порылся в кармане блузы. Извлек предмет, похожий на маленькое расписное блюдце. В центре была закреплена стрелка, какая бывает у компаса. На конце стрелки сверкал крохотный бриллиантик. Строгайло положил блюдце на ладонь. Стал кружить на одном месте. Стрелка вращалась, бриллиантик мерцал. Наконец стрелка остановилась, указывая в дальний конец зала, где нежно обнимались красавчик блогер и пожилой режиссер театра, оба ненавистники женщин.