Сердце в гипсе - Катажина Грохоля

– Знаешь, звоню тебе, потому что только ты можешь мне дать совет…

Меня погладили по шерстке – и я отложила тряпку и села удобно в кресло. С волос капало. Бальзам понемножку начал стекать мне за ухо.

– Да, конечно, – сказала я, мысленно оправдывая свое бездействие, потому что когда необходимо спасать мир, то я всегда готова, уборка может и подождать. И Адасик придерживается того же мнения.

– Я должна с ним расстаться. Что мне делать? – застонала в трубку моя давнишняя задушевная подруга.

– Что ты должна сделать?

– Расстаться с ним.

– Боже, почему? – Я расположилась поудобнее, потому что явно предстоял долгий разговор.

– Потому что я в полной прострации, не знаю, что мне делать, – грустью повеяло из телефонной трубки. – Он меня совсем не понимает.

– Но в чем конкретно он тебя совсем не понимает? – поинтересовалась я, преисполненная симпатии к ней.

– Он совсем, ну нисколько меня не понимает, ни в одном вопросе! – обиженно объяснила Ага.

– Ты можешь яснее? – Я спрашивала терпеливо, потому что, известное дело, выговорится женщина, и ей станет легче.

Адасик того же мнения и всегда терпеливо ждет, пока я не закончу трепаться по телефону. Ну, почти всегда.

– Что я тебе могу сказать… – Телефонная трубка зарыдала. – Мы просто стали чужими людьми.

– Почему тебе так кажется? – Я старалась, чтобы голос звучал участливо и мягко.

– Мне это вовсе не кажется! Это на самом деле так! – прокричала она мне в ухо.

– Я именно об этом и спрашиваю, почему? – продолжала я настойчиво, преисполненная желания помочь ей в этой тяжелой ситуации, хотя у меня по-прежнему капало с волос.

– Вот именно… почему… я сама все время об этом думаю… – Она простонала в телефон.

– А что случилось? – пыталась я выудить из нее хоть какую-нибудь информацию.

– А разве что-нибудь должно было случиться? – Голос приятельницы резанул меня, как оплеуха. – Просто он меня не понимает!

– А я не понимаю, о чем ты говоришь, – отреагировала я не совсем корректно, чего Адасик не одобрил бы.

– Вот именно. Меня никто не хочет понять. Даже ты. Никто! – прошипела трубка.

– Я пытаюсь тебя понять, – не сдавалась я, черт знает зачем. – Он что-нибудь тебе сделал?

– Конечно! А то бы я тебе звонила?

– Ну что? – крикнула я в отчаянии. – Что он тебе сделал?

И я услышала жалкое:

– Ну, он меня совсем не понимает…

Я подумала, что необходимо набраться терпения и понять, что говорит Ага. Хотя в каком-то отделе мозга трепыхалось убеждение, что все, что бы я ни сказала, обратится против меня. Напрягая все свои мыслительные способности, я пыталась вспомнить начало нашего разговора. С чего она начала? Надо повторить то, что Ага мне сказала, и тогда она поймет, какой я благодарный слушатель. О чем же она говорила? О расставании – припоминаю – она сказала: «Я должна расстаться с ним».

– Так, может быть, ты с ним расстанешься, если тебе так плохо, – промолвила я робко, возвращаясь к началу разговора.

– Ты что! – В голосе Аги сквозил упрек. – Ведь я его люблю!

Она даже не поинтересовалась, как у меня дела, хотя и у меня свои проблемы, мне тоже иной раз кажется, что он меня не понимает. Ага внезапно закончила наш разговор, а я с капающим бальзамом, от которого на кресле осталось чудовищное пятно, потащилась в ванную. Я не настаиваю на том, чтобы все друг друга понимали. Ясное дело, у людей может меняться настроение, и иногда вообще невозможно понять, что с ними происходит. Видно, бальзам на голове подействовал также на мои мозги, потому что меня вдруг осенило. Я не хочу сойти с ума. Я всегда готова прийти на помощь, если пригорела еда, испорчена кастрюля или кто-то кого-то собирается бросить. Или, не дай Бог, хочет чем-то запустить. Извольте, я к вашим услугам. В конце концов за это мне и платят, накоплен опыт. Но ведь Ага не затем звонила, чтобы услышать мой бред. Я смыла бальзам и решила, что плохая из меня подруга. И, высушив волосы, набрала ее номер.

– Ага? – спросила я доверительным тоном.

– Да.

– Я тебе звоню, потому что мы с тобой как-то так поговорили…

– Я думала, ты мне что-нибудь посоветуешь… что мне делать…

– Послушай, – сказала я и сделала глубокий вдох. Я должна была помнить о том, чтобы не завираться, не обманывать, оставаться самой собой. – Я всегда готова тебя выслушать, но я не знаю, как тебе быть, ведь я – не ты. Мне трудно что-либо советовать.

Ну, Адасик гордился бы мной. Тем более что он наверняка предвидел бы, чем закончится разговор. На другом конце провода воцарилась тишина.

– Ага?

Тон моего голоса действительно располагает к доверительным беседам. Я понимала, что ей не нужны никакие мои советы и что я поступила правильно. Надо было ей сразу это сказать.

– Вот уж не думала, что ты окажешься такой бесчувственной подругой и бессердечным человеком, с тобой вообще невозможно говорить. Привет. – Ага положила трубку.

Мне показалось, я услышала вздох облегчения Адасика, который, правда, был на работе.

Сегодня конец учебного года. Уля забежала ко мне засахаром, потому что у нее весь вышел. Я занялась стряпней: приезжают мой отец и моя мать – вместе, хотя живут они порознь. Адам снова уехал, на этот раз в Краков, вернется в воскресенье. А значит, будем праздновать переход Тоси в выпускной класс без него. Почему он так часто уезжает?

– Ты должна радоваться, – сказала Уля, как будто ничего не знает.

– Чему здесь радоваться, – ответила я с грустью. – По французскому тройка, по математике тройка, по химии тройка.

– Да брось ты! – Уля пожала плечами. – Повод для радости всегда можно найти, иначе отобьешь у нее желание учиться.

И ушла к себе.

Тося гордо предъявила свидетельство о переводе в последний класс лицея. Я, бросив на него взгляд, постаралась утешить себя тем, что дочь вообще его получила. Могло быть и хуже. Потом приехали мои родители. Мама извлекла из сумки вареники, к Тосиной бурной радости. Отец тут же потребовал показать свидетельство и зачитал его громко, на весь сад, попутно пытаясь объяснить Тосе, что бы он по какому предмету получил, если бы был на ее месте.

– У твоей мамы тоже была тройка по химии, – ностальгически вспомнил он.

Не надо было ему этого говорить. Тося влетела в кухню, где мы с мамой стояли над шипящей сковородкой.

– У тебя тоже была тройка по химии! – Она бросила обвинение мне в лицо. – Тогда еще не ставили единиц! Значит, ты училась хуже меня.

Ах, если бы Тося знала, сколько я положила сил, чтобы получить эту несчастную тройку по химии, она бы так опрометчиво не накидывалась на меня.