Свои и чужие - Петр Хомяков

Однако изначально государство было не только неестественной (с точки зрения соответствия природе человека), но и по большей части нефункциональной структурой. Решая вопросы обороны, управления территорией и её ресурсами (в том числе трудовыми), технологического развития и т. п., оно делает это хуже, чем аналогичные негосударственные структуры (о чём мы говорили в предыдущем разделе на примере решения государством задач обороны). Причина этого в том, что, несмотря на жёсткость методов и идеальную по тем временам управляемость, оно не ставило целью защитить свой основной ресурс – подданных. Не ставило оно поначалу и задачу рационализации управления этим ресурсом, ибо рассматривало последний как избыточный.

Вот поэтому подобная изначально нефункциональная, людоедская и неестественная конструкция (не в эмоциональном, а в прямом смысле этих определений) объявлялась и продолжает объявляться некоторыми заинтересованными идеологами и политиками как конечная цель их усилий, ибо анализ функциональности государственных институтов сразу привёл бы к «антигосударственническим» выводам. Для этого созданы целые группы приёмов, ставящие целью придание данной конструкции образа некой изначальности и святости.

Симптоматично, что «обожествляются» обычно самые несимпатичные институты государства, функциональная неполноценность которых показывалась многими и вот теперь математически строго доказана нами. К этим институтам относятся в первую очередь деспотические, монархические (или вождистские) иерархично построенные системы управления; массовые армии-полчища, состоящие из солдат-рабов; лживые системы оболванивания, названные идеологиями. Однако именно они и составляют суть государства в его чистом, первозданном виде.

Рассказав о рождении этого объекта обожествления, мы спрашиваем читателя: «Неужели это всё действительно свято?!»

Именно на этом месте иной читатель попытается прервать меня. «Да, свято», – скажет он. – «Свято не для раба, но для господина, не для Спартака, но для Красса». И тут он опять покажет, что попал в ловушку штампованных истин.

Во-первых, выше мы говорили не о конкретном государстве, государстве-стране. Мы говорили о государстве как управленческой структуре. Причём о структуре в её чистом виде. И мы показали, и ещё покажем ниже, что данная управленческая структура в её первозданной чистоте бывала реализована в истории не так уж часто. Следовательно, если читатель в данном случае имеет в виду Рим, или Россию, или ещё какое-нибудь конкретное государство, вернее, страну, то он нас просто не понял. Мы не покушались на патриотические чувства г-на Красса или какого-либо иного элитарного патриота другой страны

Во-вторых, такой читатель, сам того не ведая, поднял очень интересный вопрос. И, боюсь, рассмотрение этого вопроса приведёт к неутешительным выводам для тех, кто рассчитывает быть хозяевами государства, не учитывая его специфики, как структуры.

Господа! У государства нет хозяев, у него есть лишь слуги. И если для вас совмещение аристократа и слуги в одном лице допустимо, тогда мы с вами расходимся в терминологии, о которой, как известно, спорить бесполезно. Но проблема государства и аристократии, конечно же, требует хотя бы краткого рассмотрения.

Античные мыслители ввели в употребление обозначения различных типов управления: аристократия, демократия, монархия, а также их искажённых, «плохих» аналогов – олигархия, охлократия, тирания. Мы не склонны вдаваться в детали и оспаривать классиков, однако все данные и концепции, приведённые в этой книге, дают основание утверждать, что так называемые «хорошие» варианты данных типов государственного управления – лишь наши идиллические представления о них.

Там, где проявило себя древнее государство, ещё не доросшее до своей противоположности – государства национального (о каковом мы скажем ниже, но само понятие которого появилось не раньше XVIII века), – все политические институты, все способы правления несут на себе печать людоедства, коварства, раздвоенной психики. Поэтому, соглашаясь с великими, что аристократия – наилучший способ правления, заметим, что аристократии они не знали, а имели дело с теми или иными проявлениями олигархии.

Что же такое олигархия? Попытаемся объяснить, исходя из наших концепций развития государства как управленческой структуры. Олигархия – это способ правления, когда правящая группа ограничивает власть деспота (императора, царя, фараона и т. п.) или вообще ликвидирует пирамидальную структуру управления в верхних слоях социальной пирамиды. Но это не влияет на людоедскую суть государства. Население остаётся его главным хозяйственным ресурсом. И этот ресурс эксплуатируется истощительно, строго говоря – «неэкологично».

Можем ли мы употребить этот термин в данном случае? Можем. Ибо экологический подход к эксплуатации возобновимых ресурсов предполагает ощущение человеком себя как части природы. То есть части этого самого ресурса. Восприятие низших классов как возобновимого ресурса, как двуногого скота, имевшее место в древности, предполагает, что к этому ресурсу тоже может быть, по крайней мере, два подхода: экологичный и неэкологичный.

Неужели мы можем предполагать, что в древности был распространён экологичный подход к одному из видов ресурсов – человеческих? Нет, конечно. Человечество осознало необходимость экологичного подхода к эксплуатации природных ресурсов только в XX веке. Но неэкологичная эксплуатация ресурсов вызывает ресурсно-экологический кризис, в результате которого зачастую гибнет и сам пользователь данного ресурса. Таким образом, проблема истощительной эксплуатации трудовых ресурсов актуальна и для эксплуатируемых, и для эксплуататоров. С этих точек зрения мы её и рассмотрим.

Для народных масс олигархическое правление было, пожалуй, наихудшим. В экологии известен самый эффектный метод стабилизации системы «хищник-жертва». Над хищником надо поставить ещё одного хищника или паразита. Тогда активность первого хищника резко падает. Не этот ли эффект интуитивно чувствовали народные массы, практически всегда приветствуя приход тирании на смену олигархии, первыми жертвами которой становились именно олигархи? Это внутреннее чувство своей прямой выгоды и лежит в основе любых верноподданнических народных устремлений в ситуациях, пока государство остаётся прежде всего людоедом, а не защитником. В национальном государстве, переставшем быть людоедской системой (для своего народа), император (вождь, монарх, царь и т. п.) не нужен. Но, как мы покажем ниже, национальные государства – совсем недавно образовавшаяся структура.

Таким образом, олигархия является весьма неустойчивой системой, которая неизбежно провоцирует кризис и эволюционирует в сторону тирании. Но в тирании не могут быть заинтересованы «лучшие люди» – аристократы. Они потому и лучшие, что не нуждаются в помощи силовых структур для доказательства своего превосходства. Но мы не можем называть некие группы, кормящиеся от государства по лучшей норме в обмен за службу этой людоедской структуре, лучшими людьми. Как великолепно показал Александр Зиновьев, в такой структуре побеждает далеко не лучший: не самый сильный, не самый отважный, не самый честный и уж, конечно, не самый умный и талантливый. Людей, имеющих опыт жизни в СССР, в этом особо убеждать не надо.