Имперский ястреб - Диана Удовиченко

– То же, что и в прошлый раз, – твердо ответил император.

А вот это уже без меня! Я вскочил на ноги, намереваясь покинуть комнату. Если для достижения мира в империи требуется погубить тысячу детей, то гент цена такому миру! Выдернуть ребят из семей и отправить в джунгли неведомо с какой целью – чистой воды изуверство. Может, Ридриг этого и не понимает, но уж я—то знаю, что такое полное сиротство и одиночество.

– Подожди, Рик, – мягко остановил меня Верховный. – Понимаю, что ты сейчас чувствуешь, и поэтому предлагаю компромисс: ты находишь Изначальных и узнаешь, что случилось с детьми, которых отдали пятьсот лет назад. И если поймешь, что они прожили счастливую жизнь – предлагай сделку. Если же нет…

– Никакая счастливая жизнь не заменит семьи! – выкрикнул я, на мгновение забыв, с кем разговариваю.

– Согласен, – тут же нашелся Вериллий. – Но ведь можно отдать детей из воспитательных домов и сиротских приютов. Вдруг это изменит их судьбу в лучшую сторону?

Голос мага звучал мягко и вкрадчиво.

– К тому же, ты можешь извлечь из этого путешествия и личную выгоду. Ведь тебе ничего не известно о твоих родителях, правда, Рик? Должен сознаться, я пытался найти о них хоть какие—то сведения, но – увы! Даже главе совета это оказалось не под силу. Если Изначальные так могущественны, возможно, они сумеют приоткрыть завесу тайны. Наверняка у них есть великие провидцы, оракулы, гадатели. Подумай.

– Да, подумай, сынок, – со вздохом поддержал император. – У тебя есть одна ночь. Завтра я хочу услышать ответ. Помни: ты можешь отказаться.

В своей комнате я рухнул на кровать и закрыл глаза. Перед мысленным взором сразу возникли заплаканные детские лица, зловещие джунгли, и мрачные фигуры в капюшонах, видимо, так мое сознание изобразило Изначальных. Так что решим, а, Рик—бастард? Прокрутившись в кровати до утра, я четко осознал: выбора у меня нет. Приказа о моей отправке в колонии никто не отменял, значит, придется принимать участие в боях. А учитывая мой нулевой военный опыт и полное неумение держать в руках оружие, шансов выжить не остается. Сам голову сложу, да еще и солдат за собой утяну. При таком раскладе проще уцелеть в джунглях Зеленого сердца. Но даже если предположить, что благодаря какому—нибудь чуду я не погибну в первой же драке и благополучно вернусь на родину, что меня ждет? Да и не только меня, кстати. Империя рухнет в пучину войн, погибнут невинные люди, в мире воцарится хаос, и все это благодаря тому, что новоиспеченный барон с громким именем Сайваар струсил и не попытался совершить предначертанное. Но дети… как же дети? Не могу я торговать их судьбами! Может быть, они нужны Изначальным как рабы, или, не дай Луг, для какого—нибудь чудовищного ритуала? Как человек, на собственной шкуре испытавший лишения, жестокость и людское равнодушие, я обостренно воспринимаю любую несправедливость по отношению к детям. Не могу, например, спокойно пройти мимо плачущего малыша. А уж если вижу, что кто—то обижает ребенка, просто впадаю в звериную ярость. Так что предлагать несчастных ребятишек как плату за помощь я ни в коем случае не стану. Разве что меня убедят, что так для них будет лучше. Большая политика, задери ее Бездна! С другой стороны, рано об этом переживать. Во—первых, неизвестно, существуют ли вообще эти самые Изначальные, во—вторых, если и существуют, не факт, что я сумею до них добраться. Ну, а если уж сбудется во—первых и во—вторых, то на месте разберусь. В конце концов, предложу им взрослых. Чем плохо? Тысячу бродяг, например. Или тысячу любителей диджаха. И для Изначальных польза, и нам в империи дышать свободнее станет. Когда луч утреннего солнца проник сквозь крохотную щелку между плотными портьерами, превратив пылинки на своем пути в жемчужную дорожку, решение было принято. Я попробую, да явит мне Луг свое милосердие, пройти сквозь джунгли, разыскать неведомое племя и попросить его о помощи. Я должен хотя бы попытаться. Ради дядюшки Ге, Галианны, Мельды, ради ее мясника, ради тысяч простых людей, которым и так несладко живется, и которые не заслуживают войны. Я попробую. И кто знает, возможно, наградой за это станут сведения о моих родителях. Раньше я старался не задумываться о них, чтобы не травить душу обидой, горечью и сомнениями. А теперь… Ведь какими бы они ни были, это мои мать и отец.

* * *

– Не своди с него глаз, докладывай о каждом шаге!

– Да, мой господин.

– Он не должен вернуться.

– Я понял.

– Будешь следовать за ним повсюду. И как только представится подходящий момент… но не забудь: все должно выглядеть как несчастный случай.

– А может быть, лучше артефакт…

– Артефакт, артефакт! Это – крайняя мера. А ты мне на что? Если нужно – сдохни сам, но и его уведи за собой.

– Слушаюсь…

* * *

Клянусь трезубцем Маннаина! Как же мне плохо! Голова кружится, в желудке словно демоны горох молотят, а ноги все время норовят сделать замысловатое коленце на полу (ах, простите, на палубе, конечно же) проклятого всеми богами корабля. И это, заметьте, притом, что, как утверждают матросы, качки совсем нет. Ярко сияет солнце, сине—зеленая вода плещется о борт «Шайани», весело и слаженно суетится команда, а ваш покорный слуга всерьез задумывается: не расстаться ли со своим завтраком? Уже три часа как мы покинули Виндорский порт в составе имперской эскадры, направляющейся к берегам Южного континента. Впереди длительное путешествие, вот только вынесу ли я его?

Одно хорошо: такое состояние не оставляет сил для грустных воспоминаний о доме. Хотя вспомнить есть чего. Я успел сделать все, что наметил, и это несколько примиряет меня с путешествием. В первую очередь, конечно, нашел стряпчего и за небольшую плату составил завещание, по которому все мое имущество, кроме имения, оставленного Галианне, отходило дядюшке Ге. К которому я, собственно, потом и отправился. Мое появление вызвало у старика несказанную радость, быстро превратившуюся в такое же безграничное огорчение, когда дядя узнал о предстоящем его питомцу путешествии. Мне даже показалось, что в хитрых глазках блеснули слезы. Однако дядюшка быстро справился с собой и засуетился, накрывая стол для чаепития. Вырвав из моих рук опустевшую чашку, он принялся всматриваться в расположение чаинок. Видно, что—то не удовлетворило старика, так как далее последовал кофе. Разглядывая кофейную гущу, гадальщик бормотал что—то вроде: «Плохо, плохо… эх, жаль, фаза луны не та… вот даже как?» Не успокоившись на этом, дядюшка утащил меня в кабинет, где усадил перед стеклянным шаром и зажег ароматические свечи, вызвавшие у меня приступ кашля. Не знаю, что уж он углядел в прозрачном чреве шара, но это его немного успокоило. «Не все потеряно, Рик, – сказал он. – Но ты должен быть предельно осторожен». На все мои попытки узнать, что же отразилось в Зеркале судьбы, дядя лишь неопределенно хмыкал и отделывался ничего не значащими фразами. Зато снабдил меня амулетами и талисманами на все случаи жизни. Теперь на левой руке у меня красуется покрытый рунами медный браслет, защищающий от боевых чар, на правой – тоненькая, не толще волоска, но очень крепкая цепочка из паурония, которая должна увеличивать силу удара (в какую же сумму она обошлась дядюшке?). На шее болтаются целых три амулета: круглая серебряная пластина, отводящая клинок, деревянная штука, охраняющая от злых духов, и узкая полоса железа для охраны магических способностей. Затем настала очередь зелий и целительных настоев. В результате ваш покорный слуга стал счастливым обладателем целого мешка с бутылочками, склянками и пузырьками. Чего здесь только нет: мазь, заживляющая раны, микстура от кашля и сонное зелье, растирание, помогающее справиться с ушибами и какая—то отворотно—приворотная гадость, настойка для очищения желудка и еще одна, простите, для его закрепления… Есть даже крохотная бутылочка, содержащая чистый яд болотной гадюки. Уж не знаю, кого им травить буду. Вот теперь стою у борта и мучаюсь вопросом: какого Мрака не взял у дядюшки лекарство от морской болезни? И старик не догадался… придется теперь страдать. На прощанье дядя Ге крепко обнял меня, а я чуть не прослезился. Таким милым и родным увиделся дом, взрастивший меня, так мощно нахлынула волна воспоминаний о былых беззаботных деньках. Только сейчас я осознал, насколько привязан к дяде и благодарен ему за все то добро и душевное тепло, которым он щедро одарял одинокого бастарда. Теперь даже Бродяга, сидевший на подоконнике и щуривший на меня нахальные желтые глаза, показался вполне симпатичным животным. Вернуться бы в прошлое, забыть все, что со мной случилось в последнее время, и снова заниматься хозяйством, слушая беззлобное ворчание старика, по вечерам бегать в трактир Мельды, и мечтать о простых и понятных вещах. Ну его совсем, баронство, дом на улице Розы ветров и, главное, пугающе неясную миссию, с которой меня отправляют на Южный континент! Заберите все это, а мне верните бесхитростную жизнь и обычные человеческие радости! Однако книгу судьбы не перепишешь заново. Пришлось уходить. На обратном пути я заглянул в храм Маннаина и оставил на алтаре золотую монету, уповая на покровительство бога морей. Позже, вернувшись на Розу ветров, посетил святилище Луга и, на всякий случай, пролил пару капель своей крови на алтарь в храме Морриган – кто знает, может, безжалостная богиня войны когда—нибудь вспомнит эту жертву и пощадит меня в бою?