Имперский ястреб - Диана Удовиченко

– В каюту, парень! – проорал боцман, пытаясь перекричать завывание стихии.

Поздно, теперь я уже при всем желании не смог бы оторваться от борта без риска улететь в воду. Рядом со мной болтался незадачливый маг. Ветер трепал рыжие волосы, создавая вокруг его головы странное подобие нимба и унося прочь обрывки заклинания, срывавшегося с губ мальчишки. Меня посетило нехорошее предчувствие, хотя, конечно, в создавшейся ситуации ничего доброго ждать и не приходилось. Одной рукой держась за борт, другой Дрианн достал из кармана пузырек, зубами вырвал пробку и вылил содержимое вниз. По воде расплылось маслянистое, отливающее багрецом, пятно, заставившее волны отбежать назад. Вокруг каравеллы образовалось абсолютно гладкое, ровное водное пространство, какое бывает во время штиля. А за ним, накатываясь одна на другую, яростно бушевали волны.

– Идиот! – завопил я. – Держись крепче!

Заклятие Тихих вод годится разве что для узкой горной речки. Там оно способно усмирить бурный поток на несколько минут, достаточных для того чтобы перебраться на другой берег. Но применять его в открытом море в шторм равносильно самоубийству. Как я и ожидал, действие чар вскоре прекратилось, и волны, сбившиеся со своего ритма, образовали невиданный вал, который двинулся прямо на нас.

– Молитесь, ребята! – долетел до меня откуда—то издали искаженный ветром голос боцмана.

Не помню, что было дальше. Кажется, я действительно молился. А может, это было что—то другое, родившееся в самых сокровенных глубинах души и вылившееся отчаянной мольбой о пощаде. Я произносил какие—то чужие несвязные слова, смысла которых сам не понимал, но их звучание было странно знакомым, словно пришло из прошлых жизней. Потом меня накрыла тьма, исчезли звуки и цвета, я задохнулся под толщей воды, которая схватила и поволокла куда—то обессиленное тело. Мир перестал существовать…

– Господин лейтенант! Господин лейтенант, очнитесь же!

Кто—то немилосердно давил на грудь, затем меня перевернули на бок, чувствительно приложив носом о твердые доски. Легкие содрогнулись, и я зашелся в мучительном кашле, извергая из себя морскую воду вместе с содержимым желудка.

– Слава Лугу, вы живы! – возликовал знакомый голос.

– Маннаина благодари, придурок, – сердито посоветовал хриплый бас боцмана. – Только благодаря его заступничеству и выжили после твоего заклинания.

– Я просто… просто…

– Просто угробить нас решил? – предположил боцман.

Я еще немного покашлял и прошептал:

– Ветер надо было заклинать, а не море…

– Знаю, – оправдывался недоучка. – Я же и говорю: с воздухом у меня хуже получается, чем с водой.

М—да, что—то нынче не то творится с образованием!

Не дав этой мысли окончательно оформиться и развиться, я уселся на палубе, опираясь на дрожащие руки.

– Ну, ты как, лейтенант? – усмехнулся боцман, протягивая мне плоскую флягу. – Хлебни—ка вот… за второе рождение.

Я сделал большой глоток и замер, когда огненная струйка ядреного островного рамса обожгла пищевод. Контрабандный, наверное. Хорош! Вернув боцману флягу, оглянулся по сторонам. Надо же, уже вечер! Край моря, в котором утопал полукруг солнца, окрасился алым, ветер стих, вода выглядит мирно и безобидно.

– Обошлось, – вздохнул боцман. – Только двоих матросов смыло, да фок—мачта пополам треснула.

Ага, значит, эта вот штуковина называется фок—мачта. Действительно, треснула.

– Я починю! – с готовностью вскинулся Дрианн.

– Не надо! – посуровел боцман. – Помог уж раз, хватит.

– Да нет, действительно, я умею, – убеждал маг. – Пара Скрепляющих заклинаний…

Не дожидаясь окончания спора, я с трудом поднялся и заковылял к люку, ведущему вниз, мечтая лишь об одном: уснуть как можно крепче и проспать желательно все путешествие. На палубу вновь поднялись солдаты, все они с интересом рассматривали своего мокрого измученного лейтенанта. Но сейчас мне было все равно, по сравнению с пережитым их взгляды казались не значительнее жужжания назойливой мухи.

Если вы думаете, что сон в корабельной койке – занятие приятное и необременительное, то глубоко ошибаетесь. Нет, тут не так—то все просто! Скинув кольчугу и забравшись в гамак, который под тяжестью тела моментально свернулся и провис, я ощутил себя гигантской личинкой журженьского шелкопряда. Койка болталась в полу—локте от пола (или палубы, что ли?) и раскачивалась из стороны в сторону, реагируя на малейшее движение судна. Морская болезнь, со страху было отступившая, снова дала о себе знать вкрадчивым прикосновением к опустошенному желудку. Решив действовать на опережение и уснуть, прежде чем проснется тошнота, я закрыл глаза и подчинился ритму качки.

Снилась мне Галианна, она так плотно прижималась ко мне, что становилось трудно дышать. Впрочем, я не возражал, отвечая девушке такими же страстными объятиями. Вдруг она резко отстранилась, пристально глядя мне в глаза, и я с изумлением увидел прямо перед собой лицо принцессы.

– Ваше высочество, – пробормотал я и проснулся.

Принцесса исчезла, но тяжесть в груди осталась. Я открыл глаза и едва удержался от вопля: в кромешной тьме каюты загадочно мерцали два желтых огня, а их обладатель вольготно расположился на моей груди, собственно, и создавая ощущение удушья. Закусив губы, чтобы не дать паническому крику вырваться на волю, я принялся лихорадочно перебирать в уме всю известную мне нечисть. Кто бы это мог быть? Демон? Мимо, откуда ему здесь взяться? А может, это дух корабля? Бывают же духи леса, реки… моря? Да, это, наверное, какая—то выползшая из воды тварь. Только почему она сухая и горячая? И еще издает звуки, похожие… Ах ты, гнусное порождение Бездны!

– Бродяга, пошел вон! – воскликнул я шепотом, спихивая с груди невесть откуда взявшегося дядюшкиного кота.

Нахальный зверь бесшумно приземлился около койки, недовольным шипением выразив свой протест.

– А? Где? – раздалось из темноты. – У вас что—то случилось?

– Нет—нет, – поспешил я успокоить Дрианна. – Спи. Все в порядке.

Маг снова ровно засопел, а я откинулся назад, борясь с внезапно накатившим приступом тошноты. Перед закрытыми глазами кружилась багровая туча, усиливая дурное ощущение. Откуда же все—таки взялся Бродяга? Может, залез в мешок, который дядя нагрузил зельями? Да нет, я не выпускал его из рук, к тому же, уходя, видел кота сидящим на подоконнике. Пойти следом зверь не мог, я бы заметил. Что же выходит? На следующий день после моего визита Бродяга покинул дядюшкин дом и отправился в порт, где поднялся на корабль вместе с нашей ротой? Вполне возможно, в суматохе никто не обратил бы внимания на черную тень, прошмыгнувшую по трапу. Вот только зачем он это сделал? Кот никогда не был особенно ко мне привязан. Плюх! Я вздрогнул от неожиданности: Бродяга снова водрузился мне на грудь и, удобно свернувшись калачиком, принялся выталкивать из себя низкое утробное подвывание, которое, видимо, в простоте душевной принимал за мурлыканье. Желтые глаза светились в темноте, как два Ведьминых огня. Дышать стало труднее, зато морская болезнь чудесным образом перестала беспокоить. Я снова столкнул кота вниз и тут же схватился за горло, так вдруг затошнило. Забавно, однако! Подождав, когда Бродяга сделает еще одну попытку устроиться у меня на груди, я прислушался к ощущениям. Надо же, опять хорошо себя чувствую.