Сердце Абзалета - Ойзин Макганн

Найялла сразу заметила, что муж передвигается с большим трудом, задыхаясь и почти не поднимая глаз. Он все еще не оправился после того, как побывал под завалом. Вероятно, он был ранен куда серьезнее, чем это казалось на первый взгляд. Кроме того, Найялла чувствовала, что Микрин угнетен какими-то тревожными мыслями.

— А это еще что за штука?! — изумленно воскликнул пожилой бригадир.

Спустившись еще на одну ступеньку, они посмотрели туда, куда показывал Джузек.

Впереди, чуть слева, в мерцающем свете поблескивало что-то очень странное, похожее на окно. Это был огромный витраж.

Подойдя ближе, они застыли в недоумении, едва веря своим глазам. Витраж — это прежде всего невероятно дорогая диковина. Лишь несколько норанских домов могли похвастаться подобной роскошью… А тут — такой чудесный витраж в глубокой горной пещере!

Разноцветные стекла переливались алым, золотым, зеленым сиянием. Затейливый рисунок, выкованный из свинцового сплава, представлял собой необъятное разнообразие диковинных цветов и листьев.

Верхняя часть окна изгибалась изящной аркой, а тяжелая дубовая рама, покрытая каплями влаги, потемнела от времени. Подоконник находился на высоте около метра от пола.

— Кому понадобилось прорубить окно в пещере? — удивленно вырвалось у Нугана.

— Тому, кому захотелось выглянуть наружу, — промолвила Найялла, проведя ладонью, а затем усаживаясь на широкий чугунный подоконник. — Интересно, откуда идет свет с той стороны? Он такой яркий! Как настоящий солнечный.

— Что же, интересно, находится за окном? — пробормотал Далджин.

— Есть один способ это узнать, — сказал пожилой бригадир, поднимая кирку, чтобы разбить запыленное стекло.

— Ни в коем случае! — остановил его Микрин. — Должен быть какой-то другой вход.

Пройдя еще немного вперед, они действительно обнаружили дверь — деревянную, насквозь прогнившую, с заскорузлыми, заржавленными петлями. Бригадир слегка нажал на нее ладонью, и дверь заходила ходуном. Еще один толчок — и дверь, сорвавшись с истлевших петель, вывалилась из проема и плашмя грохнулась на пол. Они вошли в небольшую комнату.

Это была именно комната — не пещера, — квадратная, с довольно высоким, сводчатым потолком. Стены сплошь испещрены изображениями цветов и растений. Обнаружились и полуистлевшие обломки какой-то мебели, на которой можно было различить остатки позеленевшей от времени, видимо, когда-то богатой бронзовой отделки. По углам комнаты, словно истлевшие шторы, моталась липкая бахрома паутины.

Нуган подскочил от испуга. Прямо перед ним сидело какое-то животное. Впрочем, это оказалась всего лишь густо покрытая пылью искусная скульптура овчарки, чутко присевшей на задних лапах, словно ожидающей команды хозяина.

— Сколько лет этой комнате? — задумчиво промолвил бригадир. — Несколько сотен — не меньше.

— Здесь есть еще одна дверь! — воскликнул Нуган, показывая в дальний угол комнаты.

— Посмотрим, что за ней, — сказал Микрин, шагнув к двери, тоже дубовой, полусгнившей от времени.

Он взялся за ручку, потянул, и ручка тут же отвалилась. Несколькими ударами кирки рудокопы легко высадили дверь.

Следующая комната была значительно больше, к тому же пятиугольной формы. Посередине комнаты виднелось какое-то углубление; каменные ступени вели куда-то вниз. По четырем стенам располагались застекленные витражами окна. Одно из них было разбито и наглухо заколочено снаружи толстым листом железа.

В комнате находились скульптурные изображения других животных, сработанные и раскрашенные до того мастерски, что казались живыми. Среди них две кошки — одна, выгнувшая спину дугой и задравшая хвост, была выточена из камня обсидиана, другая, свернувшаяся клубочком, — из песчаника. Рядом еще одна собака — пастушья колли, вырубленная из куска мрамора с кварцем, — лежа на боку, умными и внимательными глазами наблюдала за тем, что происходит вокруг. Посредине комнаты находились мощные, хотя и покрытые ржавчиной, чугунные колонны, подпиравшие потолочные своды. Бригадир подошел поближе и принялся разглядывать одну из колонн.

— Странно, — пробормотал он. — Очень странно! Часть колонны как будто вырублена из камня, а другая отлита из чугуна. Совершенно невозможно понять, где именно один материал переходит в другой…

— Это все из-за ржавчины, бригадир, — пожал плечами Далджин.

— Не знаю, не знаю, — сдвинув брови, проворчал старый Джузек. — Все это очень подозрительно… — В комнате было две двери. — Одна из них ведет наружу, — продолжал он, кивая на ближнюю из дверей. — Если здесь когда-то жили люди, должны же были они знать, где выход…

— Действительно странно, — согласился Нуган, поднимая кирку и окидывая взглядом дверь. — Кстати, если здесь когда-то жили люди, то куда они потом подевались?

* * *

Болтая ногами, Тайя и Локрин сидели около заднего борта фургона. В клубах маслянистого дыма грузовик неспешно катил по дороге, тарахтя и кашляя, словно кошка, пытающаяся отрыгнуть сгусток шерсти. Дорога вела в загадочный лес, где они должны были отыскать вход в пещеры, по которым можно было добраться до родителей. Кроме страха за папу и маму, дети испытывали радостное возбуждение, как будто впереди их ожидали захватывающие приключения. Следом за ними катил второй грузовик с горным оборудованием. За рулем сидел кнутобой Калам.

— Пахнет блинчиками, — вздохнул Локрин, обращаясь к сестре, — тебе не кажется?

— Это потому, что машины работают на растительном масле, — объяснила Тайя. — Мамочка всегда жарила на нем…

Воспоминание о маме снова заставило детей печально умолкнуть.

— А вдруг мы их не найдем? — некоторое время спустя промолвил Локрин.

— Молчи, Локрин! Не надо! — воскликнула Тайя, всхлипывая и вытирая слезы рукавом.

Локрин хмуро глядел на бегущую у него из-под ног ухабистую дорогу.

— Дядюшка Эмос и Дрейгар обязательно их найдут, — твердо сказал он.

Тайя с готовностью кивнула. Хотелось бы верить!.. Ах, если бы удалось помочь взрослым отыскать вход, спуститься под землю и вызволить из шахты родителей!.. Можно себе представить, как обрадуются папа и мама, увидев в числе спасателей сына и дочь. На лице девочки даже появилась мечтательная улыбка.

Потом Тайя вспомнила, каким неприятным был последний разговор с родителями, и похолодела от мысли, что грубые слова, брошенные в гневе папе и маме, если тех уже нет в живых, могли оказаться последними словами; которые родители услышали от родных детей.

Искоса поглядев на Тайю, Локрин догадался, о чем она подумала. Обняв сестру за плечи, он грустно вздохнул, и оба опять принялись смотреть на бегущую из-под колес дорогу.

Обернувшись, дядюшка Эмос с тревогой посмотрел на племянницу и племянника. Потом вернулся к работе. Ему еще нужно было смастерить для детей магические инструменты.