Расплетая закат - Элизабет Лим

– По меньшей мере трое в темнице. Четверо у входа. Снаружи еще больше.

Леди Сарнай даже не дрогнула. К ней возвращались силы.

Не удостоив меня своей благодарностью, она встала и вышла из камеры. Через секунду я услышала крик стража:

– Вы…

За этим последовал хруст костей и лязг мечей о железные двери и каменные стены. И глухие удары при падении тел на пол.

Я скривилась, жалея, что не попросила ее не убивать людей императора.

Устранив угрозу в виде стражей, леди Сарнай вернулась. Я была на шаг впереди нее и уже открыла дверь в камеру лорда Сины.

Она закинула его руку себе на плечи и помогла ему встать. Тело мужчины превратилось в кровавое месиво из ушибов и порезов, сочащихся гноем, но когда он увидел леди Сарнай, его угольные глаза ожили, и он закашлялся.

Ее хмурое выражение лица смягчилось – единственное, что выдало облегчение принцессы.

– Сина, ты сможешь идти?

Он выглядел измученным, его широкое лицо будто стало более вытянутым. Но лорд Сина стиснул зубы, встал на ноги и коротко кивнул.

Из его опухшего рта текла кровь, он лишился зубов. Его так избили, что он не мог говорить, но было очевидно, что мое присутствие вызывало у него недовольство, в то время как изменения во внешности леди Сарнай нисколько его не смутили. Как бы оно ни было мимолетно, в эту секунду я прониклась к нему уважением.

– Тогда поспешим, – лаконично сказала леди Сарнай. – Нам нужно добраться до реки до наступления сумерек.

– Реки? – переспросила я. Река Лэян находилась к югу от Осеннего дворца. – Разве ваш отец не на севере?

– Мой отец? – леди Сарнай повернулась ко мне.

– Разве вы не собираетесь сразиться с ним… и его демонами?

Она уставилась на меня, прищурив свои темные глаза, от чего я почувствовала себя очень наивной и глупой.

– И что, по-твоему, я могу им сделать? Ах да, ты считаешь меня надеждой Аланди, – с ее губ сорвался сухой смешок. – Я только и делала, что истекала кровью ради этой страны. Ее мир и спасение ничего больше для меня не значат.

– Но…

– Отец не остановится, пока не получит трон, – рявкнула она. – Он и его демоны разорвут эту страну на части, если потребуется. Я собираюсь уйти прежде, чем это произойдет. – Принцесса подняла меч, украденный у одного из побежденных стражей. – Если в тебе есть хоть капля здравомыслия, ты поступишь так же.

Я впервые заметила, что, в отличие от большинства леди, дочь шаньсэня коротко стригла ногти и придавала им квадратную форму, костяшки ее пальцев выглядели огрубевшими, а вдоль пальцев виднелись мозоли даже похуже, чем у меня. Руки лучницы.

Руки бойца.

– У Аланди нет надежды, – сказала она. – Считай этот совет моей платой за твою помощь, портной. Надеюсь, больше мы никогда не увидимся.

С этими словами они с лордом Синой ушли, оставляя меня с тяжелым сердцем.

Если леди Сарнай не спасет Аланди, то война между императором и шаньсэнем неизбежна. Тысячи людей умрут – храбрые юные солдаты, как мои братья Финлей и Сэндо, и бесчисленное количество других невинных душ будут утеряны. Моя страна будет расколота, а ведь я стольким пожертвовала, чтобы этого не произошло.

– Трусы! – крикнула я им в спины, хоть и знала, что они меня не услышат.

Я сжала кулаки и возненавидела себя за то, что поверила в леди Сарнай, понадеялась, что она сделает то, чего я не смогла. Я думала, она вернет мир Аланди.

Но я ошибалась.

…

Единственные стражи, которых я повстречала на пути из подземелья, были мертвы – дорожка из трупов, оставленная лордом Синой и леди Сарнай.

Выйдя наружу, я покопалась в своем мешочке, нащупывая среди его бесконечных складок ковер. Затем вытащила его и начала разворачивать, как вдруг…

– Стоять!

Я повернулась, взмахнув ковром, и в этот момент меня ударили древком копья по затылку.

Мои колени подогнулись.

Еще один удар. Более сильный.

Ковер выскользнул у меня из пальцев. Я осела на землю, и мой мир омыло темным потоком.

Через три дня после того кошмарного свадебного пира шаньсэнь вернулся – и не один, а с армией из тысячи человек. От их марша дрожали холмы, дым от их пушек заволок небо серой завесой. Чуя, что вскоре на землю вновь прольется кровь войны, небеса плакали.

Сперва капли падали мелкими иглами, а затем сплошной пеленой. Гром гремел с такой силой, что заглушал топот императорских солдат.

Я прижалась ухом к заколоченному окну.

Ничего.

Я целый день ждала, когда стража придет за мной. Каждое утро с тех пор, как меня поймали, два сильнейших охранника его величества тащили меня в Зал Покорного Ткачества. Там меня заставляли завтракать на глазах у тридцати швей с урчащими животами и пересохшими ртами, поскольку им отказывали в воде или чае и не позволяли есть, пока их работа не будет завершена.

Далее наступала худшая часть. После моего завтрака швей избивали.

Женщины прятались за своими рабочими столами. Некоторые из них молили, всхлипывая: «Пожалуйста, мастер Тамарин, помогите мне».

Их просьбы разрывали мне сердце, но я заставляла себя сидеть неподвижно, как изваяние. В первый день я попыталась остановить стражей, и в ответ они переломали все пальцы одной швее. Теперь я знала, что проявление доброты только ухудшит положение женщин. Я ничего не могла сделать, чтобы помочь им.

Ханюцзинь наказывал их, чтобы причинить боль мне. Каждая девушка напоминала мне меня: талантливая швея, которая пришла сюда, чтобы обеспечить своих близких и родителей, детей, деревню. Если бы я успешно справлялась со своими обязанностями императорского портного, они бы работали под моим руководством. Я бы узнала каждую из них, как родную сестру, мать, бабушку.

Но теперь этому не бывать.

Через каждые пять ударов плетью один из стражей грубо спрашивал меня:

– Куда пошли леди Сарнай и лорд Сина?!

Я могла ответить лишь правду:

– Я не знаю.

Поэтому избиения продолжались. Каждая швея получала по десять ударов в день. Я заставляла себя смотреть им в глаза, в которых сквозила жгучая ненависть оттого, что их наказывали за мое непослушание.

Если бы не проклятие Бандура, мое сердце бы разбилось. Меня пугало, до чего хладнокровной я стала.

Стражи ни разу не подняли на меня руку. По крайней мере, пока не явился сам Ханюцзинь.

Если бы не императорский халат и золотая корона, я бы не признала в нем своего правителя. Он так сильно усох, что тонул в своем одеянии. Верхний халат собирался складками, скрывая из виду вышитых на нем драконов, а шлейф куртки собирался лужицей у ног. Рукава стали настолько ему велики, что волочились по полу, и Ханюцзиню приходилось держать руки поднятыми, чтобы никто этого не заметил.