«Принц» и «цареубийца». История Павла Строганова и Жильбера Ромма - Александр Чудинов
Шрифт:
Интервал:
Впрочем, Ромм оправился от удара достаточно быстро и вскоре предпринял попытку реанимировать свой проект. В сентябре 1776 года он направил соответствующий мемуар новому контролеру финансов Ж.Э.Б. Клюни. У нас нет документов, отражающих реакцию риомских друзей Ромма на этот новый демарш, но, судя по его письму от 15 октября, она, похоже, оказалась не слишком благоприятной. И их вполне можно понять: уже не один месяц Ромм носился с проектом, который, хотя и сулил ему в случае успеха быструю и успешную карьеру, но имел на такой успех слишком гипотетические шансы; в то время как практически заброшенное им изучение медицины обещало пусть и не столь быстрое, но все же гораздо более надежное социальное восхождение. Вот почему Ромм счел необходимым подробно изложить Дюбрёлю свою позицию по данному вопросу. Характерно, что в его аргументации теперь отчетливо слышны новые мотивы. С одной стороны, он доказывает, что руководство кафедрой ему не только не помешает в изучении медицины: а, напротив, создаст для этого наиболее оптимальные условия:
«Вы не перестаете, мой дорогой друг, критиковать меня. Вы проявляете жестокость, подозревая меня в недостаточном уважении к советам человека, которого я всегда буду любить и почитать [очевидно, речь идет о докторе Буара, главном стороннике выбора Роммом карьеры врача. – А.Ч.]. Я заглянул себе в душу и могу признаться Вам со всей искренностью, на какую способен, что невиновен в подобном проступке: нет, мой дорогой друг, я совершенно не отказываюсь от медицины и даже не думал отказываться. Мой демарш перед г-ном Тюрго, который я повторил перед г-ном Клюни, этого не предполагает. Я, как и Вы, ощущаю потребность в независимости, особенно необходимой для того, чтобы совершенствоваться в профессии, которая, обеспечив мне более прочное положение, позволит заполнить то свободное время, какое непременно даст мне искомое мною место».
С другой стороны, Ромм делает акцент уже не столько на личном, сколько на общественном значении проекта – мотив, который раньше звучал у него преимущественно в обращениях к официальным лицам, но не в частной переписке:
«Прежде всего, я скажу Вам, что, ходатайствуя о создании кафедры математики и экспериментальной физики, я совсем не имел в виду просить ее исключительно для себя. Я думал о том, что многочисленное население провинции нуждается и в иных ресурсах помимо тех, которыми природа одарила эту плодородную почву; о том, чтобы поднять там престиж наук и ремесел, пробудить усердие, которое позволит однажды получить плоды, известные пока только натуралистам, – это проект, достойный того, чтобы им занялся министр. Выдвигая идею создания кафедры, я открывал лишь часть проекта, включающего в себя создание учреждений всех видов. Медицина тоже входит в мои планы, предполагающие ходатайство о создании кафедры акушерства. Там нет никакого интереса к наукам? Задача тех, кто осознает подобный недостаток провинции, этот интерес пробудить. Чего не знают, того не любят».
Но и этот демарш Ромма окончился ничем. Уже в следующем письме он сообщил Дюбрёлю, что министр Клюни скончался. Приходилось опять все начинать заново. Впрочем, упорный риомец не опустил рук, а попытался получить поддержку «академического проекта» уже у следующего генерального контролера финансов Л.Г. Табуро де Рео и у директора казначейства Ж. Неккера. Однако на сей раз вместо «лобовой атаки» он применил тактику постепенной «осады»:
«У меня есть четверо или пятеро людей в окружении гг. Неккера и Табуро, ожидающих подходящего случая, чтобы начать действовать. Это позволяет мне не выступать ни с какими ходатайствами, что полностью меня устраивает. Буду Вам подробно сообщать все, что относится к этому делу».
Тем же письмом Ромм дает новые инструкции друзьям относительно их дальнейших действий:
«Вы меня очень порадуете, добыв какую-либо секретную информацию о ресурсах провинции, которые можно было бы использовать для известного Вам учреждения. Нет ли чего-либо в коллеже Бийома? Нельзя ли узнать, каково отношение ко всему этому г-на Шазера? Его одобрение важнее, чем чье бы то ни было, и является условием успеха».
Но месяц шел за месяцем, наступил уже следующий 1777 год, а никакого прогресса в осуществлении задуманного не наблюдалось. В конце января Ромм писал Дюбрёлю:
«Я ощущаю, мой дорогой друг, сколь далека идея проекта от общего одобрения и от исполнения. Первые шаги имели оглушительный успех, но чем большим оказывается число лиц, от которых зависит благоприятный исход дела, тем он становится дальше».
Впрочем, Ромм тогда еще продолжал верить в успешное завершение предприятия и вновь инструктировал друга, как добиться «полного одобрения г-ном Шазера» столь важного для Риома начинания. Особое значение Ромм придавал содействию проекту со стороны уже упоминавшегося риомского нотабля П. Андро.
Однако два месяца спустя мы видим разительную перемену в настроении нашего героя, отразившуюся в письме Дюбрёлю:
«Не думайте больше о проекте, мой дорогой друг, я уже давно выпустил его из виду. Присутствие тех, кто, по Вашему убеждению, должен был ускорить его осуществление, привело, напротив, к тому, что отдалило его навсегда».
К сожалению, дальнейшее содержание послания довольно слабо объясняет столь загадочно звучащее вступление. Мы узнаем только, что Ромм встретил в Париже Андро, и тот не проявил такого интереса к проекту, какой Ромм, со слов Дюбрёля, предполагал у него найти. Точнее сказать, не проявил вообще никакого интереса: «мы говорили только о дожде и хорошей погоде». И после этой беседы «ни о чем» Ромм отказался от идеи, реализации которой добивался в течение года. Чтобы понять мотивы такого решения, которое со стороны выглядит довольно странным, очевидно, надо знать контекст, в котором оно принималось, представлять себе, как вообще обстояли на тот момент дела с проектом. Однако имеющиеся в нашем распоряжении источники такой возможности нам не дают, поэтому мы можем лишь констатировать: предприятие, которому Ромм посвятил целый год жизни, ради которого оставил занятия медициной и с которым связывал столь большие надежды, окончилось неудачей.
* * *
Сколько-нибудь ясное представление о том, как прошел для Ромма 1777 год, составить по его письмам трудно. Они после крушения «академического проекта» надолго становятся весьма краткими и малоинформативными: главная их тема – приобретение книг по разным научным дисциплинам и их пересылка из Парижа в Риом и в обратном направлении. Если Ромм и предпринимал в тот период какие-либо новые шаги, чтобы попасть в «республику наук», то они не нашли отражения в его корреспонденции и, соответственно, остались нам неизвестны.
Впрочем, какие бы шаги ни были сделаны, сколько-нибудь заметных перемен в положение Ромма они не внесли, и примерно с середины 1778 года его будущая карьера вновь стала предметом активного обсуждения в корреспонденции с друзьями. Судя по ответам Ромма, риомцы сетовали, что он, увлекшись слишком широким спектром наук, забросил занятие той из них, которая с наибольшей вероятностью могла бы обеспечить стабильное будущее – медициной, и советовали остановиться на чем-то одном, к чему особенно лежит душа. Ромм спорить не стал и с готовностью признал критику вполне обоснованной:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!