Кодекс - Дуглас Престон

— Вы уверены, что он ничего не нашел?

— Так утверждал отец. Горы южного Гондураса никогда никто не населял.

Сэлли, не отрывая глаз от набегающей под колеса машины голой пустыни, кивнула.

— Так что же вы намереваетесь делать? — не утерпел Том.

— Поеду в Гондурас.

— Одна?

— А почему бы и нет?

Том не ответил. В конце концов, это ее дело.

— У вашего отца были неприятности из-за того, что он обирал гробницы?

— Время от времени фэбээровцы начинали к нему цепляться, но он был хитроумным человеком и всегда выворачивался. Помню, агенты обыскали наш дом и нашли несколько статуэток из нефрита, которые он только что привез из Мексики. Мне тогда было десять лет, и я жутко испугался, когда они утром, еще затемно, постучали в дверь. Но доказать ничего не сумели, и вскоре отец все получил обратно.

— Люди вроде вашего отца — бич археологии, — покачала головой девушка.

— Боюсь, что не вижу большой разницы между тем, что творил отец и что делают археологи, — возразил Том.

— Огромная разница! — вспыхнула Сэлли. — Грабители нарушают общую картину, вырывают предметы из их окружения. Близкого друга профессора Клайва избили в Мексике крестьяне за то, что он пытался удержать их от разграбления храма.

— Печально слышать. Но трудно судить бедняков, если они пытаются таким способом накормить голодающих детей. А тут еще являются какие-то americano с севера и учат их, как жить.

Сэлли выпятила губу, и Том понял, что она не на шутку рассердилась. Машина шелестела покрышками по блестящему асфальту. Том включил кондиционер. Поскорее бы все это кончилось. Ему совершенно ни к чему осложнения в виде Сэлли Колорадо.

Девушка тряхнула длинными золотистыми волосами, и от этого в салоне распространился легкий аромат духов и шампуня.

— Все-таки кое-что не дает мне покоя. Никак не выходит из головы…

— Что?

— Барнаби и Фентон. Вам не кажется странным, что они погибли сразу после того, как были вызваны расследовать так называемую кражу в доме вашего отца? Мне не нравится, что эти события произошли так близко по времени.

— Простое совпадение, — покачал головой Том.

— Что-то в этом совпадении вызывает подозрения.

— Сэлли, я знаю Ски-Бейсин-роуд. Поворот Монахинь — дьявольская штучка. Не они первые, кого он угробил.

— А что они там делали — на Ски-Бейсин-роуд? Ведь лыжный сезон уже закончился?

— Если это вас так волнует, позвоните офицеру Фернандесу. Он все объяснит.

— Так я и сделаю. — Сэлли достала из сумочки сотовый телефон и набрала номер. Том слушал, как ее переадресовывали от одного дежурного к другому, пока наконец не ответил Фернандес. — Говорит Сэлли Колорадо, — произнесла она в трубку. — Вы меня помните?

Последовала пауза.

— Я хотела задать вопрос по поводу смерти Барнаби и Фентона.

Снова пауза.

— Почему они поехали на лыжную трассу, ведь сезон уже кончился?

Долгое, долгое ожидание. Том поймал себя на том, что старается прислушиваться, хотя это было совершенно бесполезно.

— Да, очень трагично, — повторила за собеседником Сэлли. — Так в какое место они собрались на рыбалку?

Опять тишина.

— Спасибо.

Сэлли медленно закрыла телефон. Том посмотрел на нее, и у него засосало под ложечкой: лицо девушки совершенно побелело.

— Их послали на трассу проверить акт вандализма, по вызов оказался ложным. На обратном пути по дороге вниз у них отказали тормоза. Полицейские пытались замедлить движение, притирая машину к ограждению, но уклон был слишком крут.

И пока они спустились к повороту Монахинь, успели набрать девяносто миль в час.

— Боже мой!

— После полета с четырех сотен футов и взрыва от машины мало что осталось. Никто ничего не заподозрил. Смерть полицейских показалась тем более трагичной, так как на следующий день они собирались поехать на рыбалку, о которой мечтали всю жизнь. Ловить тарпонов в Гондурасе.

Том проглотил застрявший в горле ком и задал вопрос, который ему очень не хотелось задавать:

— Куда именно?

— В местечко под названием Брус-Лагуна.

Том снизил скорость, посмотрел в зеркало заднего вида и, работая одновременно педалями газа и тормоза, с визгом покрышек развернулся на месте.

— Вы с ума сошли? Что вы делаете?

— Еду в ближайший аэропорт. Тот, кто убил полицейских, может точно так же убить моих братьев.

— Думаете, кто-то пронюхал о спрятанном наследстве?

— Нет никаких сомнений. — Том прибавил скорость. — Мы едем в Гондурас вместе.

Филипп Бродбент пошевелился, в четвертый или пятый раз пытаясь удобнее устроиться на дне каноэ, сгреб вещи помягче и устроил себе что-то наподобие скамьи. Суденышко скользило вверх по реке между двумя стенами зеленой поросли — урчал мотор, нос резал спокойную черную воду. Казалось, что они плыли внутри пещеры и от ее стен гулко отражались враждебные крики, визг и свист обитателей джунглей. Над лодкой постоянно вилось гудящее облако москитов, и насекомые тянулись за ней как хвост. Воздух был спертым, жарким и влажным. Дышать им было все равно что москитным бульоном.

Филипп достал трубку и набил из фирменной табакерки «Данхилл», которую извлек из кармана купленного в модном магазине костюма сафари. Не спеша раскурил и, выпустив струю дыма в жужжащую массу москитов, стал смотреть, как в ней образовалась брешь, которая тут же сомкнулась, как только дым рассеялся. Москитовый берег оправдывал свое название, а репеллент, который Филипп нанес на одежду и кожу, почти не защищал. Зато был маслянистым и пугающе пахучим, наверное, проникал в кровь и отравлял организм.

Филипп пробормотал проклятие и снова затянулся. «Черт бы побрал отца с его штучками».

Он снова пошевелился, но так и не нашел удобной позы. С носа пришел Хаузер и растянулся рядом. Он пах не антимоскитной бурдой, а одеколоном и казался настолько же свежим, насколько вспотевший Филипп мучился от жары.

— Гонз целый день искал следы Макса. Узнаем больше, когда завтра доберемся до Пито-Соло.

— Как они могут искать следы на реке?

— Искусство, Филипп, — улыбнулся Хаузер. — Где-то срезанная лиана, где-то след от лодки на берегу или отметина в песке под водой там, где стоял кол, к которому привязывали суденышко. Течение настолько медленное, что следы на дне остаются неделями.

Филипп раздраженно пососал мундштук. Он выдержит эту последнюю пытку отца, зато потом будет наслаждаться свободой. Свободой жить той жизнью, которую хочет вести, — не слушать наставления и упреки старого зануды и не ждать мелочных подачек от новоявленного Скруджа[15]. Филипп любил отца и в глубине души переживал его болезнь и смерть, но это не меняло его отношения к странной проделке старика. Отец за свою жизнь совершил много бредовых поступков, но этот превзошел все остальные. Достойный прощальный жест Максвелла Бродбента.