Золушки из трактира на площади - Лесса Каури

– Вот именно! – воскликнула Матушка и, порывисто схватив его руку, покрытую взбухшими венами, сжала ее со всей силой, на которую была способна. – Она поможет вам, господин Турмалин! Даже если это лишь сплетни, вы всегда можете продать чешую и безбедно прожить остаток дней!

Григо бережно поцеловал ее в лоб, и Бруни ощутила, как камень вновь лег ей в ладонь.

– Будь счастлива, девонька! – сказал Григо и поднялся. – Сегодня ты устроила праздник моему желудку и фейерверк моему сердцу, но я устал от острых ощущений, а вы, молодежь, можете веселиться всю ночь! Потому я покидаю вас. До завтра, Матушка!

Он церемонно поклонился сидящим за столом, аккуратно обошел танцующие пары и вышел на улицу.

Матушка держала подарок в руках и думала о том, как бы не заплакать. Жизнь вовсе не проста и не добра, но иногда сводит с такими людьми, за которых хочется ее благодарить.

Время перевалило далеко за полночь. Музыкальный свиток временами принимался крякать и шипеть, однако это вовсе не мешало парам без устали кружиться в танцах. Чета Пелеван ни в чем не давала фору Дрюне с Ваниллой и Марху с Персианой. Виеленна с Питером, похоже, перешли к стадии, когда не замечают окружающих. Туча Клози и Висту Вистун делали перерывы, лишь чтобы промочить горло очередным бокалом вина и перекинуться парой фраз о творчестве или «чуйстве». Причем говорила в основном Клозильда, а маленький Висту внимательно слушал, утвердительно кивая носом.

Матушка не уследила в какой момент, но еще до десерта утомленные дети уснули прямо на полу, трогательно положив головы на меховую подушку, которую изобразил собой превратившийся в зверя Весь. Оборотень лежал, вывалив язык – в трактире было душно, – стараясь лишний раз не шевелиться, чтобы не уронить самого маленького – трехлетнего сына Персианы, что устроился на нем верхом.

Пока остальные танцевали, Бруни сложила золотые монеты – презент Ваниллы и Дрюни – в шкатулку и отнесла подарки наверх, а потом помогла Пипу и старшей Гретель убрать со стола и принести десерт – огромный сливовый пирог, украшенный разноцветными шариками мороженого, усыпанные кунжутом и маком крендельки, ореховое варенье в широких плошках и булочки с вишней, политые сладкой глазурью.

Взрослые растолкали детей и усадили за стол, поближе к мороженому. Малыши пробудились, их сонные голоса окрепли и теперь напоминали утренний птичий гомон.

Веслав, уставший от шума и возни, окинул толпу взглядом и потрусил на кухню – дремать у печи.

– А я удачно женюсь! – заметил запыхавшийся Дрюня, падая на стул и прихватывая загребущими руками разом и кусок пирога, и кренделек, и булочку, и орешек из варенья. – Во-первых, голодным не останусь, во-вторых, приобщусь к эстетике народной кухни, а в-третьих – обзаведусь замечательными родственниками!

Матушка улыбнулась его словам и вдруг вообразила за столом Ральфа. Каким бы он был сегодня? Радостным, грустным или просто пьяным настолько, что Пипу пришлось бы на закорках тащить его наверх, в спальню? Почему-то представить пьяным Кая Бруни, как ни пыталась, не смогла. Царапнуло гвоздиком невольное сравнение не в пользу мужа. Только это да печаль, которую прощание Турмалина поселило в дальнем уголке сердца, чуть омрачило праздник. В остальном, Матушка была уверена, день рождения удался!

Гости расходились на рассвете. Остались лишь Дрюня с Ваниллой, причем Пип настоял на том, чтобы шут лег в комнате Веся, а дочь – вместе с Матушкой.

– За стенами моего и этого дома, – сообщил он, свирепо играя бровями, – можете любиться хоть под телегой! Но здесь будет, как положено предками! Сначала – свадьба!

Когда он ушел, шут попытался вымолить у Матушки пощаду.

– Нет, – твердо произнесла она, – и не проси!

И так она это сказала, что Дрюня сразу сник, поцеловал Ваниллу в нос и отправился в бывшую детскую. А уже оттуда завопил дурным голосом:

– Предки положили меня в одиночестве! Ой, боюсь-боюсь-боюсь!

Матушка уложила шатающуюся от усталости подругу в свою кровать, заперла двери за Пипом, сестрами Гретель и Питером Конохом, которые отправились разводить, а точнее – разносить по домам Клозильду и Висту, почесала за ухом дремавшего у печи Веся. На душе отчего-то было спокойно и тихо. Осенне.

– Правда он замечательный? – заплетающимся языком спросила Ванилла, когда Бруни наконец вернулась в спальню. – Представляешь, ни одной ноги мне не отдавил во время танцев! Вот это я понимаю, мужик!

– Понимаю, – укладываясь рядом, пробормотала Матушка. – И он, похоже, правда любит тебя, – она помолчала, а затем решилась: – Знаешь, давно хотела тебе рассказать…

Ответом ей было ровное дыхание Ваниллы. Подруга спала, сладко улыбаясь и причмокивая губами.

* * *

Бруни проснулась от непривычного ощущения: солнечные лучи нахально заглядывали в окна, хотя обычно лишь касались их робкими рассветными пальцами. Осознав, что проспала, Матушка хотела было вскочить, но вдруг увидела на тумбочке у кровати поднос с глиняной кружкой, дымящимся омлетом и еще чем-то, накрытым салфеткой. Сердце наполнилось благодарностью к тем, кто дал ей возможность выспаться. Под салфеткой оказался не кусок хлеба, а мешочек из бархата, в котором что-то перекатывалось. Вытряхнув содержимое на ладонь, Бруни обнаружила… изящное серебряное колечко, украшенное маленьким, но очень ярким синим опалом. Матушка нахмурилась. А потом вдруг счастливо рассмеялась и закружилась по комнате. Он решил по-своему! Он все решил по-своему!

Она выглянула из окна и увидела перед входом знакомый экипаж. Кай стоял рядом, оглаживая лошадиные морды, но смотрел в ее окно. Заметив Бруни, поклонился – спокойно и элегантно. Словно и не было между ними ссоры.

– Давайте-ка одеваться, хозяйка! – послышался ворчливый голос Ровенны. – А то кавалер ваш от завтрака отказался, видать, в вашей компании желает покушать. А мужчину голодом морить негоже! Вы ешьте-ка быстрее, а я пока вам косу заплету!

Бруни принялась за омлет, но вдруг опустила ложку.

– Ровен, это как понимать? Меня, значит, кормите, а его – голодом морить негоже, но надо?

Старшая Гретель лукаво усмехнулась.

– Мариновать их надо, хозяйка!

Матушка подавилась последним куском омлета.

– Кого мариновать?

– Мужчин. Тогда и чуйство… Тьфу ты, напасть! Чувство будет горячее!

Была бы здесь несдержанная на язык Ванилька, уже поинтересовалась бы у одинокой Ровенны, откуда она так хорошо знает мужчин. А Бруни промолчала. Знала, что старшая Гретель в четырнадцать влюбилась в женатого мужчину намного старше ее годами. Знала, как печально это закончилось – обмолвилась как-то Виеленна матушке, а та рассказала дочери, чтобы уберечь от подобного. Да и зачем ворошить старое, наболевшее? Ровенна за последние годы для нее главной помощницей стала. И за стойкой стоит, и прибыль считает, и долги не забудет. Выглядит вполне довольной жизнью, словно нашла свое место здесь, в трактире на площади Мастеровых.