Финская война. Бастионы Лапландии - Валерьян Телебин

Возможно, если бы ещё в середине декабря, когда 163-я дивизия оказалась в тяжёлом положении, Ставка не затеяла чехарду со сменой командующего 9-й армией и девятнадцатого числа, сняв комкора Духанова, не назначила комкора Чуйкова, то катастрофы удалось бы избежать. Смена командарма в самый разгар боёв опасная затея.

Позже, в июне сорок первого, всего за неделю до начала Великой Отечественной войны, по инициативе Михаила Павловича Духанова, ставшего к тому времени помощником командующего ЛВО, для усиления чересчур уязвимого Кандалакшского направления из-под Пскова в Алакуртти была переброшена целая танковая дивизия — 1-я танковая в поддержку нашей 122-й стрелковой. Что, несомненно, помогло уберечь Мурманск от блокады.

Раненые ребята, мурманчане из 81-го горно-стрелкового полка майора Вещезёрского (впоследствии командира 52-й стрелковой дивизии, защищавшей Мурманск от фашистов) рассказали, что под Суомуссалми, прикрывая вместе с ними отход основных сил 163-й Тульской, погиб замечательный советский писатель Борис Левин, автор романов «Юноши», «Два товарища» и, конечно же, «Голубых конвертов», участник Гражданской войны, ставший полковым комиссаром в свои неполные девятнадцать лет. Тело его обнаружили бойцы 3-й роты 15-го отдельного финского пехотного батальона, участвовавшего в освобождении Суомуссалми. Командир роты капитан Контула, ещё до войны бывший здесь начальником местного отделения шюцкора, распорядился похоронить русского писателя с подобающими почестями.

Мне довелось побывать на выступлении Бориса Михайловича перед бойцами Красной Армии ещё во время Польского похода, и даже пообщаться лично, ведь именно мне тогда и было поручено помочь организовать это самое выступление.

Потеря тем ощутимее, что он, как никто другой, смог бы рассказать потомкам и об этой войне, и о сражении за Суомуссалми. Теперь же это приходится делать мне. А кому ещё? Не товарищу же Мехлису (прости Господи, что упомянул имя этого антихриста), который оказался там же.

Лев Захарович дремал, прислонившись бешено пульсирующим виском к прохладному запотевшему стеклу новенького ЗИСа. Подходила к концу вторая неделя войны. Темпы наступления снизились катастрофически, и ко дню рождения вождя вряд ли следует ожидать победных реляций о взятии Оулу. Даже о взятии Пуоланки, до которой оставалось всего-то с полсотни вёрст, речь уже не шла.

Кипучая деятельность в этом водовороте наступающих частей, в этой неразберихе штабов и тыловых обозов, артиллерийских дивизионов и стрелковых рот, совершенно не оставляла времени на сон. Поспать удавалось не более двух-трёх часов в сутки. Но чистый морозный воздух, азарт наступления и упоение собственным всевластием бодрили кровь, позволяя сохранять чистый незатуманенный разум. Правда, в груди всё чаще саднило. Слева, где у других сердце. Но у Льва Захаровича его не было. Вместо него в груди бился пламенный мотор. Мотор беспощадной воли, выкорчевавшей из рядов Красной Армии тысячи шпионов, врагов и предателей. За неполных два года его деятельности на посту начальника Главного политуправления РККА и заместителя наркома обороны СССР рабоче-крестьянская армия избавилась почти от всех старорежимных большевиков, забронзовевших кумиров Гражданской войны, троцкистов и уклонистов праволевацкого толка, эсеров, диверсантов и вредителей. От всех этих Беловых и Блюхеров, Кольцовых и Орловых, Горностаевых, Индриксонов и Битте. А заодно и от их приближённых. От тех, с кем они когда-то вместе служили, учились в академиях, общались во время учений и военных сборов, отдыхали в санаториях и на курортах. И, несомненно, впитывали, впитали в себя яд измены, намереваясь предать и советский народ, и товарища Сталина. А следом арестовывались их жёны (нынешние и бывшие), дети, братья, сёстры, друзья…

— Скоро день рождения Иосифа Виссарионовича, — произнёс он, устало разомкнув опухшие веки и туманно вглядываясь в сгущающиеся сумерки, — а мы застряли здесь, среди этих непролазных сугробов, возле какой-то глухой финской деревни. Как её там, Борис Михайлович?

— Суомус-салми, Лев Захарович. В переводе «пролив, за которым Финляндия». Или что-то в этом роде.

— Вот-вот! Ещё даже толком в Финляндию не вошли, а уже вторая неделя наступления на исходе. Ну ничего, сейчас я им придам скорости. Комкор Духанов мои рекомендации игнорирует? Ладно… Мы не будем, словно крысы тыловые, отсиживаться в Штарме. Вперёд! В штаб дивизии, в полки, в батальоны, в стрелковые роты, наконец… Надо зажечь бойцов. Зажечь их сердца! Отточить, так сказать, остриё пролетарского клинка… — в глазах Льва Захаровича вдруг отразилось пламя, горевшее в его груди, и он продолжил: — Михаил Павлович неплохой командарм, деятельный, вдумчивый, только решительности ему недостаёт. Везде ему мерещатся фланговые удары, охваты, разрывы коммуникаций, угрозы потери управления. Беда с этими бывшими царскими офицерами. Нешто можно остановить такую махину жалкими горстками плохо обученных финских солдат? — Мехлис покачал головой и, окончательно приняв решение, произнёс: — Думаю, стоит заменить Духанова кем-то более способным, кто будет обязан нам своим назначением, будет прислушиваться к нашим советам. А то взяли моду приказы заместителя наркома обороны игнорировать… На Халхин-Голе Жуков, этот выскочка, отменял все мои распоряжения, касающиеся оперативного управления армейской группой. За год до того Блюхер, во время Хасанских событий, воспринимал в штыки любой мой совет. Впрочем, легендарный маршал вскоре поплатился за свою излишнюю самонадеянность… — тень зловещей улыбки скользнула по лицу начальника политуправления РККА после этих слов. — Надо срочно подготовить телеграмму наркому… Как думаешь, Давид? Кого можно назначить на место Духанова? — обратился он к сидевшему на переднем пассажирском сиденье редактору фронтовой газеты «Героический поход» Давиду Ортенбергу.

— Комкора Чуйкова помните, Лев Захарович, командующего 4-й армией во время Польского похода? Довольно покладист. И происхождение подходящее, из бедных тульских крестьян, — ответил за него невыносимо серьёзный член военного совета 9-й армии товарищ Фурт.

— Чуйков… Бобруйская армейская группа? Помню, конечно же, Порфирий Сергеевич…

Впереди вдруг послышались выстрелы. Шедший головным бронеавтомобиль БА-10 от резкого торможения повело юзом и развернуло, почти полностью перегородив узкую лесную дорогу. ЗИС и следовавший за ним грузовик с охраной встали. Из кузова грузовика выскочили с десяток красноармейцев и, с трудом передёргивая окоченевшими пальцами застывшие в смазке затворы винтовок, стали занимать оборону.

Лев Захарович и сопровождавшие его корреспонденты и политработники тоже повыскакивали из машины. Совершенно не пригибаясь, Мехлис направился к броневику, башня которого огрызалась короткими пулемётными очередями, развернувшись в сторону недавно, видимо, сооружённого на дороге завала из брёвен, довольно хорошо различимого на фоне приобретшего фиолетовый оттенок сумеречного неба.

Не прекращая обстреливать кортеж, финские егеря из роты капитана Контула продолжили валить лес и вскоре окончательно перекрыли дорогу стволами поваленных деревьев.

Оценив обстановку, Лев Захарович распорядился развернуть кортеж и двигаться обратно. Но подошедший сзади санный обоз практически запер машины на узкой лесной дороге, и охрана настояла на том, чтобы уйти пешком, стремясь вывести подопечных из-под обстрела.