Смерть Гитлера - Жан-Кристоф Бризар

С самого утра огонь советской артиллерии по рейхсканцелярии возобновляется со смертоносной силой. Даже в десятке метров под землей отчетливо слышны раскаты взрывов. Грохот бомбардировки становится столь сильным, что, в конце концов, к десяти часам будит Гитлера. Фюрер просыпается и жалуется на шум. Кто посмел нарушить его сон? Ведь все в Фюрербункере знают, что он не просыпается раньше 13 часов.

Вот уже несколько месяцев, как Гитлер страдает от бессонницы и ложится спать только в 4–5 часов утра. Все, кто окружает его, обязаны были приспосабливаться к новому режиму сна хозяина Германии. Так как заснуть ему не удается, он решил извлечь пользу из таких бессонных ночей. Вполне естественным для него становится созывать военные советы между 2 и 3 часами ночи. Он не пощадил даже своих секретарш, которых регулярно приглашает выпить с ним чашечку чая. И всегда в разгар ночи. Изнурительный ритм жизни.

То, что его можно разбудить в 10 часов утра, Гитлер не допускает. Он жалуется своему камердинеру эсэсовцу Линге. «Что это за шум? – спрашивает он. – Неужто бомбят район рейхсканцелярии?»

Чтобы его успокоить, Линге отвечает, что это всего-навсего немецкая ПВО, противовоздушная оборона, и советские дальнобойные орудия.

В действительности же все обстоит иначе. Оборона Берлина трещит по швам под натиском советских войск. Они сделали прорыв на юге и двинулись к окраинам города. На севере и на востоке их танковые подразделения крушат все на своем пути.

Но это скоро прекратится, так как Штайнер и его армейская группа скоро перейдут в атаку на противника. Так что это временно, считает Гитлер. В 16 часов, во время военного совета, его штаб берет на себя смелость объявить ему страшную правду: из-за нехватки в живой силе и технике наступление не состоялось. А главное, оно никогда не состоится.

Реакция диктатора, по словам очевидцев… ужасающая. При сцене присутствовал Николаус фон Белов, ординарец фюрера при Люфтваффе. «Гитлер пришел в ярость. Он приказал всем участникам совещания покинуть помещение, за исключением Кейтеля, Йодля, Кребса и Бургдорфа, а затем разразился яростной тирадой в адрес своих генералов за их “постоянное предательство”. Я сидел недалеко от двери в соседней комнате и слышал почти каждое его слово. Эти полчаса были ужасны»[24]. Гнев диктатора был таков, что генералы вермахта и СС, присутствовавшие в комнате, реагируют, как испуганные школьники. Они опускают головы и избегают взгляда своего хозяина. Даже верный Линге, близкий фюреру, не избегает его гнева. «Ну что, Вы довольны, Линге. Даже эсэсовцы действуют за моей спиной и в высшей степени разочаровывают меня. Теперь я не вижу для себя иного выбора, как остаться в Берлине и умереть тут»[25].

Умереть тут! Мысль о том, что фюрер может погибнуть, вызывает присутствующих в холодный пот. Поставленный в известность Геббельс в спешке прибывает в бункер. Сначала он пытается образумить фюрера. Видя, что ему это не удается, он делает разворот на сто восемьдесят градусов. Как обычно, он подражает своему хозяину и заявляет прилюдно, что он тоже останется во что бы то ни стало в Берлине. Он находит мысль о последнем жертвоприношении гениальной.

Среди присутствующих уныние граничит с отвращением. Офицеры не понимают болезненное самодовольство Геббельса. Самоубийство означает бросить немецкий народ на произвол судьбы. Такой вариант невозможен! Когда враг у самых врат столицы. «Какие будут приказы?» – спрашивают, почти умоляя, генералы у Гитлера. За столько лет они так привыкли слепо повиноваться своему лидеру, что взять на себя инициативу представляется им невозможным, немыслимым.

Вскоре после войны, в июне 1945 года, один из присутствовавших тогда в зале заседания офицеров генерал Йодль, позже взятый в плен англичанами, так рассказывает о том кризисе 22 апреля: «У меня нет больше никаких приказов, – отвечал Гитлер. – Если Вам нужен вождь, обратитесь к Герингу. Теперь он будет отдавать вам приказы».

Геринг?! Йодль, как и многие другие офицеры штаба, не допускает мысли о том, чтобы перейти под командование одного из самых коррумпированных и некомпетентных людей Рейха. «Ни один солдат не согласится сражаться за него!» – восклицают они. «Но кто говорит о том, чтобы снова сражаться? – продолжает Гитлер серьезным тоном. – Надо вести переговоры, а Геринг искусней меня в этой игре»[26].

Как заправский баварский офицер, Йодль щелкает каблуками и передает информацию генералу Коллеру, представителю Геринга в бункере. Коллер тут же отправляется в Оберзальцберг, чтобы сообщить о решении Гитлера.

При этой сцене присутствует Геббельс. Позволить передать власть его смертельному врагу, жирному Герингу, да об этом и речи быть не может. Но следует вспомнить, что в указе от 29 июня 1941 года, подписанном собственноручно Гитлером, он назначил Геринга своим официальным преемником. Значит, если Гитлер умрет, новым фюрером станет автоматически… Геринг. Для Геббельса становится очевидным, что необходимо убедить фюрера продолжать войну. Ведь нужно поддержать надежду на решение военным путем.

Геббельс в этом полагается на Йодля. Он спрашивает его, возможно ли еще предотвратить падение Берлина. «Я ответил, что это возможно только в том случае, если мы оттянем войска от Эльбы, чтобы бросить их на оборону Берлина»[27]. Геббельс немедленно передает это Гитлеру. Надежда есть, говорит он ему. Но теперь уже не армия Штайнера спасет Рейх, а армия другого генерала, Вальтера Венка, командующего 12-й армией. Она состоит из пятнадцати дивизий, включая в свой состав около 70 000 человек, в основном курсантов и кадетов, плохо обученных и слабо вооруженных. Гитлер соглашается поверить в эту новую химеру. Так Геббельс одержал верх над Герингом.

Кризис, случившийся накануне, оставил глубокий след в обоих бункерах. Часть генералов и руководителей нацистского аппарата покинули убежище, как бегут из зоны, зараженной смертельным вирусом. Круг ближайших соратников понемногу сужается. Остались лишь последние непоколебимые опоры, каторжники Рейха, включая Геббельса, который прибыл в фюрербункер накануне с женой и детьми, верная Ева Браун и услужливый Мартин Борман.

Приняв решение оставаться в Берлине до конца, Гитлер выглядит успокоившимся. Произошло облегчение. Конечно, его физическое здоровье остается хрупким, его левая рука дрожит все сильнее, и он постоянно жалуется на боль в правом глазу. Линге вынужден ежедневно мазать ему глаз мазью, содержащей 1 % кокаина. Впрочем, его психическое здоровье, по свидетельствам обитателей бункера, не ухудшилось.