Хаос. Как беспорядок меняет нашу жизнь к лучшему - Тим Харфорд

В целом его дальновидный эксперимент, однако, сложно было назвать успешным. Результаты описаны в отличной статье Уоррена Бергера: «идиотские войны за сферы влияния, отмазки детсадовцев, нескончаемое нытье, издевательства со стороны управленцев, бунты сотрудников, внутренний хаос и резкий спад продуктивности. Что хуже всего, там, черт возьми, негде было даже присесть»[98].

Частью проблемы была нетерпимость Чиата к персонализированным рабочим пространствам — абсолютно в стиле Kyocera. Дом соучредителя Chiat/Day был украшен работами модернистов, а не семейными фото или сувенирами. Мысль о том, что кто-то предпочтет всему этому захламленный стол, приводила Чиата в замешательство. Он снисходительно говорил, что сотрудникам «для фотографий их собак или чего там еще» достаточно крохотных шкафчиков.

Однако ж фотографиями собак Чиат не ограничился: он настаивал на полностью цифровом, безбумажном офисе. Если он видел раскадровки, приклеенные к стенам, или рекламные постеры, то требовал убрать их. Какую часть слова «безбумажность» сотрудники не поняли? К сожалению, в 1993 году мобильные телефоны работали плохо, а ноутбуки были громоздкими, да и стоили недешево. Персонал не пользовался этими устройствами полноценно, а получал их каждое утро под роспись и в конце дня возвращал администратору. Агентство не купило достаточно техники для всех, и эта экономия вышла боком. Каждое утро у стола администратора выстраивались гудящие от раздражения очереди, словно за бесплатным питанием. Сотрудники, жившие рядом с офисом, появлялись в 6 утра, выписывали себе драгоценные компьютер и телефон, прятали их где-нибудь и затем возвращались домой досыпать пару часов. Руководители высшего звена поручали своим ассистентам вставать как можно раньше, чтобы забрать это набор. Началась «гражданская война», в которой каждый отдел утверждал, что их работа — самая важная. Как можно работать с цифровыми документами, если даже на доступ к компьютеру нельзя рассчитывать?

В отсутствие личного рабочего пространства (Чиат лично патрулировал офис и требовал, чтобы сотрудники не «вили себе гнезда») сотрудникам приходилось изворачиваться, чтобы хранить бумажные копии контрактов, раскадровок и концепт-артов. Личные шкафчики, предназначенные для фотографий собак, не подходили — туда не влезали даже обыкновенные папки. Кто-то сваливал документы грудой в углу, другие хранили их в машинах, каждый раз спускаясь к парковке, чтобы подшить или достать важные бумаги. Один сотрудник перемещался по пустынным прериям офиса с небольшой красной тележкой, заваленной папками и бумагами. Вскоре после того, как эта история стала популярной, в серии комиксов «Дилберт», повествующей о буднях офисных работников, появился герой Уолли, который возил свою работу в тележке для покупок, разукрашивал стены кабинетов граффити и подумывал присоединиться к уличной банде, чтобы осознать собственную индивидуальность[99].

Игровые пространства вроде Chiat/Day зачастую представляются как радикальная альтернатива традиционным офисам или кубиклам. Они действительно отражают другую эстетику, но Крейг Найт — один из ученых, стоящих за исследованием «дополненных» и «бесправных» рабочих мест, — утверждает, что при неизбежности игрового компонента общая философия в итоге практически не изменится: менеджмент — дело менеджеров, дизайн — дело дизайнеров, а офисные холопы должны просто принять то, что им предоставили. История Чиата, который тратил свое и без того скудное время, чтобы заставить работников следовать правилам, напоминает «бесправность» в эксперименте Найта, который так разъярил подопытного, что тот хотел поколотить психолога.

Вульгарный, постмодернистский подход Чиата к архитектуре максимально далек от модернистского минимализма Ле Корбюзье, однако их сходство поражает: они оба не стесняясь приносили интересы других в жертву собственным амбициям. Как руководитель Чиат настаивал, что важно лишь его мнение. Вот как подытожил подход рекламщика один из его заместителей, Боб Куперман: «Джей никого не слушал, а просто делал что хотел».

История Chiat/Day в каком-то смысле окончилась счастливо. Хоть дизайн офиса был и не особо функциональным, он потрясающе выглядел в фоторепортажах, и журналы о дизайне были от него без ума. Chiat/Day даже начала организовывать платные туры по помещениям компании. Обратив всеобщее внимание на свое агентство, Джей Чиат выгодно продал Omnicom свою долю в фирме. Последние вернули сотрудникам личное пространство, бумажные носители и фотографии собак.

Разработанная Гери штаб-квартира Chiat/Day создавалась как символ созидательной энергии, но по-настоящему творческие пространства зачастую выглядят абсолютно иначе. Если вы решите узнать мнение ветеранов Массачусетского технологического института (MIT), выяснится, что все лучшее, что есть в университете, собралось в одном здании. Его пару лет назад снесли, а ведь у корпуса даже не имелось собственного имени — просто «Здание 20», — да оно и не отличалось особо от построек, которые возводят именитые архитекторы[100].

Здание 20 спроектировали буквально за один вечер. Весной 1943 года Дону Уистону, молодому архитектору и бывшему студенту MIT, позвонили из университета: его попросили подготовить предварительные планы и спецификации для постройки площадью 18,500 м2 к концу дня. Уистон все выполнил. Строители быстро возвели приземистое уродливое крупное строение из фанеры, шлакобетонных блоков и асбеста.

«Я наблюдал за ними в процессе строительства Здания 20, — вспоминал один профессор MIT спустя полвека. — Помните все эти видео с цейтраферной съемкой, которые делают о возведении небоскребов? Вот представьте, что Здание 20 построили точно так же — ну, почти — в реальном времени»[101].

Это были военные годы. Здание 20 соорудили на скорую руку, чтобы разместить там радиационную лабораторию, или RadLab, секретное исследование, в рамках которого примитивные радары превратили в серьезное оружие. Это был крупный исследовательский проект, возможно, более значимый, чем прославленный «Проект Манхэттен».

Неудивительно, что с учетом спешных проектировки и строительства в Здании 20 царила спартанская, не самая комфортная для работы атмосфера. Летом там было слишком жарко, зимой — слишком холодно, а в воздухе плавала строительная пыль. Снаружи постройка выглядела как трехэтажная пародия на армейские бараки и садовый сарай одновременно, а внутри представляла собой запутанный лабиринт с лаконичными указателями. И в случае пожара она превращалась в ловушку. Поэтому разрешение на возведение выдали лишь при условии, что сооружение снесут в течение шести месяцев после окончания войны.

На протяжении всего лишь двух лет в Здании 20 погостило невероятное количество исследователей: 1/5 физиков США прошли через RadLab, освоив $2 миллиарда военного финансирования — и лишь $848,513 из этой суммы потратили на сам корпус. Из этой лаборатории вышли девять лауреатов Нобелевской премии, и технологии, созданные ими и их коллегами, были революционными: радары, позволяющие самолетам отслеживать немецкие подводные лодки или своевременно предупреждавшие атаки «Фау-1» на Лондон, радары, по которым самолеты осуществляли посадку вслепую, метали бомбы, и многие другие. Системы, разработанные в Здании 20, оставили далеко позади все аналогичные решения. Говорили, что войну закончила ядерная бомба, но именно радар помог ее выиграть.