Сентябрьские огни - Карлос Руис Сафон

По мнению мореплавателя-неофита вроде Ирен, безбрежное царство воды и света сулило головокружительные приключения и соблазняло тайнами, которые сотни лет дожидались в глубинах океана, когда их откроют. Стоя на вахте у штурвала, Исмаэль непрестанно улыбался, что совершенно на него не походило. Он держал курс на лагуну. Ирен, благодарная жертва морских чар, рассказывала, какое первое впечатление на нее произвел дневник Альмы Мальтис.

— Она явно писала его для себя, — рассуждала девочка. — Странно, что она никогда никого не называет по имени. Похоже на историю о людях-невидимках.

— Это непостижимо, — подал голос Исмаэль. Юноша давно отказался от изучения дневника, признав, что он не в состоянии расшифровать смысл записей.

— Вовсе нет, — возразила Ирен. — Все становится на свои места, если понять, что тут замешана какая-то другая женщина.

Губы Исмаэля шевельнулись, словно с них уже были готовы сорваться слова, опровергающие заявление второго пилота. Однако по неведомой причине он протрубил отбой, так и не высказав свои соображения.

Вскоре попутный ветер домчал яхту до потайной бухты. Узкий канал между скалами отмечал устье естественной гавани. Глубина бухточки не превышала трех-четырех метров. Ее воды походили на сад прозрачных изумрудов, песчаное дно колыхалось под ногами, будто белая кисейная занавеска. У Ирен захватило дух от волшебной красоты, лежавшей в объятиях изогнутых луком берегов бухты. Стайка рыбок резвилась у бортов «Кеанеос» — чешуя уклеек сверкала, словно сделанная из чистого серебра.

— Невероятно, — пробормотала Ирен.

— Это лагуна, — буднично заметил Исмаэль, настроенный весьма прозаически.

Пока Ирен пребывала в эйфории от первой встречи с этим райским заповедником, юноша не терял времени даром и успел спустить паруса и бросить якорь. Яхта медленно покачивалась, точно лист на тихой глади пруда.

— Ну, ты хочешь увидеть пещеру или нет?

Вместо ответа Ирен дерзко улыбнулась и, глядя ему в лицо, принялась неторопливо снимать одежду. У Исмаэля глаза сделались большими как блюдца. О подобном представлении он даже не мечтал. Ирен, упакованную в коротенький купальный костюм (из-за его длины Симона категорически отказывалась считать этот предмет достойным своего названия), позабавило выражение лица Исмаэля. Она позволила ему полюбоваться зрелищем, вгоняя в краску — ровно столько времени, чтобы оно не успело наскучить, — и бросилась в воду, погрузившись ниже поверхности, подернутой сверкающей рябью. Исмаэль проглотил слюну. Или он вел себя как увалень, или эта девушка слишком шустра для него. Долго не размышляя, он прыгнул в море вслед за ней. Ему требовалась холодная ванна.

Исмаэль с Ирен поплыли к входу в Пещеру Летучих мышей. Туннель углублялся в толщу земли, будто неф собора, вырубленный в скале. Из расселины исходило слабое течение, приятно омывавшее кожу под водой. Стены пещеры возносились ввысь, образуя высокий свод, увенчанный короной скальных натеков. Они парили в воздухе, напоминая окаменевшие ледяные слезы. Отражавшийся от воды свет проникал во все закоулки и щели между скалами. Песчаное дно испускало призрачное флуоресцентное сияние, выстилая ковровую дорожку в глубь пещеры.

Ирен нырнула и открыла под водой глаза. Ее окружал мир отражений, лениво колыхавшийся и населенный необыкновенными, чарующими созданиями. Мелкие рыбешки с чешуей, менявшей цвет в зависимости от угла преломления света. Наскальные растения всех цветов радуги. Микроскопические рачки бродили по подводным дюнам. Ирен с восторгом наблюдала за фауной, обитавшей в пещере, пока не стала задыхаться.

— Если продолжишь в том же духе, у тебя вырастет рыбий хвост, как у русалок, — сказал Исмаэль.

Она подмигнула ему и поцеловала в приглушенном свете, наполнявшем грот.

— Я и есть русалка, — пробормотала она, уплывая в глубину пещеры.

Исмаэль переглянулся с философски настроенным рачком, который пристально наблюдал за ним, удобно устроившись у стены, — разыгравшаяся сценка как будто представляла для него антропологический интерес. Мудрый взгляд ракообразного не оставлял ни тени сомнения: над Исмаэлем снова посмеялись.

«Целый день ее нет», — подумала Симона. С утра Ханна не появилась и не дала о себе знать. Симона недоумевала, что произошло и не столкнулась ли она в данном случае с проблемой чисто дисциплинарной. Допустим, это так. Все воскресенье мадам Совель терпеливо ждала весточки от Ханны. В конце концов она рассудила, что не мешало бы сходить к девочке домой. Небольшое недомогание, непредвиденные обстоятельства — Симону устроило бы любое оправдание. После многочасового ожидания она решила действовать и собиралась поднять телефонную трубку, чтобы позвонить Ханне, но телефон зазвонил сам, опередив женщину. Голос, прозвучавший в трубке, был Симоне не знаком. Когда же собеседник назвался, спокойствия это ей не прибавило.

— Здравствуйте, мадам Совель. Меня зовут Анри Форе. Я комиссар жандармерии Голубой лагуны, — представился он. Слова падали, как камни, причем каждый следующий оказывался тяжелее предыдущего.

На линии воцарилось напряженное молчание.

— Мадам? — подал голос полицейский.

— Я вас слушаю.

— Мне тяжело говорить…

Рабочий день почтальона и посыльного Дориана закончился. Список поручений, который выдала ему Симона, был полностью выполнен. Впереди мальчика ждал свободный вечер, и подобная перспектива казалась многообещающей и воодушевляла. Когда Дориан явился домой, Симона еще не вернулась из Кравенмора. Сестрица Ирен, наверное, прохлаждалась где-то со своим новым ухажером, которого подцепила недавно. Выпив один за другим два стакана холодного молока, мальчик почувствовал себя не очень уютно в пустом доме, где не было женщин. Он привык, что мать и сестра всегда рядом, поэтому от тишины, наполнявшей дом в их отсутствие, Дориану сделалось не по себе.

Оставалось еще несколько часов светлого времени суток, и Дориан решил воспользоваться случаем и обследовать Кравенморский лес. Как и предсказывала Симона, средь бела дня зловещие тени превратились в обычные деревья, кустарники и дикие заросли. Стараясь не забывать об этом, мальчик направился в сердце дремучего леса, который пролегал между Домом-на-Мысе и особняком Лазаруса Жана.

Дориан шел около десяти минут, не придерживаясь определенного направления. Внезапно он заметил на земле отпечатки ног. Следы вели от прибрежных утесов в лесную чащу и необъяснимо пропадали на краю поляны. Мальчик опустился на колени и потрогал отпечатки или, вернее, бесформенные вмятины, обезобразившие землю. Тот, кто оставил эти следы, весил весьма прилично. Дориан вновь обследовал конец цепочки шагов вплоть до точки, где они исчезали. Если верить следам, субъект, которому они принадлежали, остановился и просто растворился в воздухе.

Дориан запрокинул голову и посмотрел на ажурную сеть, сплетенную из света и тени, запутавшуюся в кронах деревьев. Среди ветвей пролетела одна из птиц Лазаруса. Мальчик невольно вздрогнул. Неужели в лесу нет ни одного живого существа? Чащоба казалась необитаемой, и зримо свое присутствие обнаруживали лишь механические твари. Они сновали среди теней, появляясь неведомо откуда и снова исчезая в неизвестном направлении. Дориан обвел взглядом лесные заросли и вдруг на стволе ближайшего дерева увидел глубокую зарубку. Мальчик приблизился к дереву, изучая отметину. Что-то безжалостно изувечило ствол. Аналогичные повреждения исполосовали дерево на всю высоту до самой макушки. Мальчик проглотил слюну и решил, что нужно спешно уносить ноги.