Пара не пара - парень не парень - Надежда Кузьмина

Через пару дней мы въехали в городок под названием Керемен.

Я покачивалась на козлах рядом с дядькой Фернапом и крутила головой. На первый взгляд сей населённый пункт казался родным братом нашего Меровена — те же булыжные серые мостовые, по которым часто стучат колёса, похожие двух- или трёхэтажные особняки с балконами, обнесёнными фигурными чугунными балюстрадами. На перилах, заметим, ничего не висело. Неужели здешний городской Глава не ворует? Или у него другой подход? А вот те две подпрыгивающие от возбуждения и нетерпения барышни на балконе впереди кого-то подозрительно напоминают… Надеюсь, таза там под рукой нет?

Наверное, попав в беду, я одним махом повзрослела.

Вот только беда не приходит одна. Следующую напасть — девчонку в замызганной красной кофтёнке и пёстрой ситцевой юбке, вынесшую сабельникам поднос с кружками и большим кувшином домашнего сидра, — я распознала не сразу. Но нам ещё предстояла встреча, и какая!

Переодеваясь мальчишкой, я совершенно не рассчитывала, что на меня будут обращать внимание особы противоположного пола, то есть девицы. Что с меня взять-то? По виду юнец юнцом, ни мышц не нарастил, ни даже усов пока нет. И денег, как понятно, нет тоже. Но оказалось, что некоторым озабоченным извращенкам это не помеха.

И, хуже того, если благородная леди, которой приглянулся кавалер, начинала строить глазки, покусывать розовые губки, призывно помахивать веером, то у простолюдинов всё происходило проще и неотвратимее.

На меня налетели в тёмном проходе конюшни и буквально впечатали в стенку:

— Я Хава. Ты где спишь? Я к тебе ночью приду! А постараешься, буду тебе с кухни остатки жаркого носить! На меня сабельники не смотрят, а ты, я поглядела, миленький.

Мама! Какая-такая Хава? Что ей надо-то от меня? Хотя как что? Она ж сформулировала ясно: тело в обмен на мясо. Тётя бы, глядя на мои вытаращенные глаза, обхихикалась… Вот же зараза… И — Хава, родная, ты зубы хоть раз в неделю чистишь?

Отпихнув Хаву, бросилась прочь по коридору к деннику Кусаки — тот меня в обиду не даст. Рванула дверь и нырнула под шею коня. Еле успела — Хава сопела прямо в спину. Зря это она, Кусака кусает не только удила…

Визг позади подтвердил репутацию норовистого мерина. Своё прозвище он получил не зря и мог заслуженно гордиться списком подвигов, к которым только что добавился ещё один.

Оглянулась. Сидящая на полу Хава обиженно потирала плечо. Губы распялены, носом хлюпает, вот-вот заревёт. Даже жаль её.

Но снова подпускать Хаву близко нельзя. Начнёт лапать — живо разберётся, что на моей нательной рубахе подкладки на плечах, чтобы те шире казались, что на талии пояс, чтобы сделать ту посолиднее, что грудь затянута и что — главный конфуз! — к штанам изнутри тоже пришит карман с сунутой туда тряпкой, чтобы создать иллюзию того, чего у меня от природы быть никак не могло.

Вообще, девица, удирающая от другой девицы, — разве это нормально?

Кусака коротко заржал и мотнул башкой. Вот-вот, даже конь в изумлении от таких странностей!

Хава поднялась с пола, отряхнула юбку:

— Мне сейчас ужин готовить, но потом я вернусь, жди.

И никаких сомнений в своём праве. Наверное, потому, что я сейчас на иерархической лестнице не выше её, а физически даже слабее. Похоже, быть миловидным мальчиком иногда не проще, чем миловидной девочкой с приданым. Так что делать-то?

Кстати, вопрос непростой. Для любой выросшей на пленэре юной леди, если только она не страдает хронической слепотой и глухотой вкупе со слабоумием, не является секретом, что большинство селян и селянок приобщаются к радостям жизни в весьма нежном возрасте. Правда, в деревнях всё обычно заканчивается свадьбой. Но в городах нравы свободнее. Или эта Хава надеется, что я на ней женюсь?

А что? Скажет, что спали вместе, и как докажешь, что ничего не было и быть не могло? Конец света!

И как поступить?

Задумчиво посмотрела на Кусаку. Потом на пол денника, покрытый толстым, в две ладони, слоем свежих опилок. В памяти всплыла картина, поразившая меня однажды в детстве. Был у нас на заводе племенной жеребец Пейранш — в обиходе просто Пряник — строгий, норовистый, злой. И были кошки. Потому что там, где есть овёс, всегда заводятся мыши. И, если тех не ловить, вместо конефермы получим мышеферму. И вот однажды я застала следующую картину: в деннике Пряника, прямо на опилках, свернувшись уютным клубком в самой середине, спала серая кошка. А злой и норовистый хозяин переминался с ноги на ногу, забившись в угол, и только иногда вытягивал шею и косил тёмным глазом на хвостатую гостью. А кошка беззаботно дрыхла и ни о чём не беспокоилась.

Как-то потом я попробовала повторить кошкин подвиг, но отец меня отругал. Сказал, что даже самый умный конь может испугаться резкого звука или метнувшейся тени, и тогда затопчет и покалечит не со зла или намеренно, а случайно.

Но Кусака при мне не шарахался ни разу. Разве что из солидарности с Фаршем. Значит, принесу пару попон и буду ночевать здесь. Эх, не светит мне ни горячая ванна, о которой я столько мечтала, ни уютный сеновал с душистым разнотравьем… Ну что за Хава! Кухарка, а хуже герцога!

На второй день осады я задумалась: а нельзя ли как-то перенаправить внимание озабоченной девицы на другую цель? Что она там говорила? «Сабельники на меня не смотрят». Ну да, я б тоже не просто не смотрела, а отвернулась и сотворила отвращающий зло знак.

Может, есть способ устроить личную жизнь Хавы и тогда уж спокойно заняться своими делами? А то я за неделю, которую нам сидеть в этом Керемене, с ума сойду. Ещё и герцогский конюх подкалывает. Только расслаблюсь, как:

— О, Хава идёт!

И ржёт как конь, глядя, как я сигаю с места в ближайший денник и начинаю нервно озираться. Весело ему!

Зародившаяся мысль постепенно развилась в целый план, который я и начала воплощать, заговорив с возникшей в очередной раз на горизонте кухаркой. Беседовали мы, надо заметить, стоя по разные стороны конюшенной решётки.

— Хава, а если б на тебя кто из сабельников внимание обратил, был бы я тебе нужен?

— Скажешь тоже! С чего это им?

— Я попробую помочь. Но дай слово, что оставишь меня в покое.

— А ты что, не можешь, что ли?

И что ответить?

— Не могу. Слово дал.

— Кому дал?

— Не твоё дело. Так помочь тебе или нет?

— А что ты можешь?

— То! Я видел, и много раз, как молодые леди за собой ухаживают. Могу объяснить, но делать будешь сама. Я только поправлю, если что не так.

Хава задумалась. А я разглядывала её и прикидывала, с чего начать. Если оставить основу — фигуру, черты лица — не такая она и страшная. Но одета как пугало и чесноком на пять локтей вокруг воняет.

Наконец Хава набычилась и сообщила: